Уже позднее днем Лену разбудила хозяйка дома, с трудом спустившаяся по деревянной лестнице, держа в руке миску с кашей на молоке и кружку эрзац-кофе. От запаха напитка Лену замутило, пустой желудок тут же откликнулся спазмами, а потом прошла волна тупой боли от низа живота.
— Очень больно? — обеспокоенно спросила хозяйка, ставя миску с кашей на табурет возле матраса. А вот кружку она оставила у лестницы, заметив отвращение пациентки. — Мы бы позвали доктора, чтобы он осмотрел тебя, ведь Людо не имеет степени, он обычный аптекарь. Но мы боимся, что доктор донесет полиции, что ты сделала аборт. А за это можно угодить в тюрьму сейчас.
Аборт! Ладони Лены тут же взметнулись к плоскому животу. Заледенело все внутри страшным воспоминанием о том, что случилось с ней и с ее ребенком.
— Прости, я не хотела напоминать тебе, — извинилась женщина, когда заметила, как Лена уткнулась лицом в подушку в попытке спрятать боль. Попыталась отвлечь ее разговором. — Меня зовут Кристль Гизбрехт, а моего мужа — Людвиг Гизбрехт. Я знаю твое имя, видела документы. Лучше не трать силы, поешь. Поляк принес молока, я сварила тебе кашу. Людо говорит, что тебе нужно хорошо питаться, чтобы восстановиться после того ужасного кровотечения.
Лена говорить не хотела. Как и есть. Происходящее до сих пор казалось каким-то нереальным. Этот каменный подвал, в котором она лежала на высоком матрасе среди полок со стеклянными банками, груд картонных коробок и прочего хлама. Тупая боль во всем теле, внутри которого еще заживали раны, нанесенные скальпелем немецкого доктора. Рыжеволосая пожилая немка, хлопочущая над ней. Хмурый пожилой немец, осматривающий ее каждое утро и вечер. Войтек, пришедший спустя пару дней навестить ее.
— Фрау Гизбрехт сказала, что ты ничего не ешь, — попенял он, устраиваясь на полу возле матраса Лены. — Если не будешь есть, как ты наберешься сил? Ты должна быть сильной, Лена. Такой как раньше.
Тогда Войтек и рассказал, что несмотря на то, что покинул окрестности усадьбы Розенбург, все это время старался знать о том, что происходит в замке. Он опасался, что связной все же заговорит под пытками гестапо о том, что ему приносила записки русская служанка из замка. Или немцы все же возьмутся за прислугу после его побега, справедливо решив, что он не действовал в одиночку.
— У меня не осталось никаких связей в городе и окрестностях, к сожалению, и потому вести доходили со временем. И о том, что тебя арестовали, я тоже не сразу узнал.
Войтек старался смотреть куда угодно, но только не на Лену. Она догадывалась о причине подобного поведения. Если Гизбрехты знали о том, что она перенесла аборт, то поляк тоже должен быть в курсе. Но она ошибалась. Причиной его нежелания смотреть ей в глаза оказалось чувство вины, как Лена прочитала в его взгляде, едва Войтек все же осмелился взглянуть на нее.
— Я не смог ничего сделать раньше, понимаешь? Если бы я мог…
— Как… тебе удалось… это? — с трудом произнесла Лена пересохшими губами. — Это же невозможно…
— Я не один здесь, в Германии, — признался Войтек после минутного колебания. — Пусть нас мало, и мы разрознены, но здесь есть наши люди, люди «Армии Крайовой», поляки. Кто-то бежал из нацистского плена и сейчас живет в Германии под другими документами. Кто-то по-прежнему работает на немцев, собирая данные. Все до одного хотят помочь в победе над нацистами, и все мы делаем одно дело, — произнес Войтек, сверкнув глазами. — Нам помогает Англия. Ты же помнишь, Польша и Англия — союзники против рейха. Я заявил всем, что ты — человек моей группы, несмотря на то что ты из Советов. И был уверен, что ты арестована из-за меня, что немцы все узнали о явке на Вальдштрассе. Я не мог не вытащить тебя. У нас, у людей из «Армии Крайовой», есть форма и поддельные солдатские книжки. У нас есть оружие. А еще у нас было достаточно денег, чтобы подкупить охрану и узнать, когда и куда тебя будут переводить и где будет остановка в пути. У меня были на руках документы для тебя. Мы все продумали. И как видишь — сделали и успешно.
— Это был… большой риск, — прошептала Лена, сжимая его руку слабо.
— Ты же знаешь, я пойду на любой риск ради тебя, — прошептал Войтек в ответ, и она поспешила закрыть глаза, чтобы скрыть за ресницами свое смущение и неприятие той горячности, с которой он произнес это. Он же решил, что она устала, и хотел уйти, но Лена задержала его. Ей было важно узнать все, особенно о той еврейке, которую перевозили вместе с ней. При вопросе о той несчастной настала очередь Войтека опустить взгляд, и Лена все поняла без слов. Демон войны, разбуженный нацистами, сожрал очередную жертву.
— Немцев было совсем мало в машине. Они не ждали засады здесь, на своей земле, и мы быстро управились с ними, — рассказал Войтек. — Наверное, ее задело случайной пулей. Она была уже мертва, когда мы залезли в грузовик. Я тогда подумал, что и ты… что и тебя мы тоже убили нечаянно во время перестрелки… ты была вся в крови.