Наверное, это чувство стыда и погнало Лену без страха туда, куда побоялись влезть даже мальчики, готовые отдать свою жизнь за фюрера. Она даже не раздумывала толком тогда в те минуты, словно ее вел кто-то свыше пролезть под грозящими обрушиться останками стен, словно инвалидов, ищущих опору друг в друге, под возвышающимися над ними горящими балками остова крыши. Она медленно двигалась на детский голос, чтобы спасти этого маленького ангела, не пустить его на небо к остальным, которых забрала к облакам эта проклятая война, как когда-то Люшу.
Глава 47
Если бы это случилось на какие-то месяцы позже, закончилось бы все гораздо печальнее. Его не спасло бы ни положение, ни заслуги перед рейхом, ни связи семьи и высокопоставленные знакомства. Всего какие-то месяцы предопределили всю дальнейшую судьбу. Словно Господь решил, что все должно было случиться именно тогда, поздней осенью 1943 года, когда еще можно было выскочить на ходу бешено вертящейся карусели, которая называлась «следствие по делу преступления против рейха» и не сломать при этом себе шею. И не остаться калекой, что тоже было немаловажно при тех способах дознания, которые там выбирались.
Первым делом подумалось, что все-таки авантюра с посещением лагерей не обошлась без последствий. Хотя у Рихарда даже не забрали оружие, к его безмерному удивлению. Поезд на Лейпциг он дожидался в вокзальном кафе за чашкой кофе, пусть и под пристальным надзором сопровождающих солдат и унтер-офицера, в которых только по нашивкам можно было определить сотрудников гефепо[145]
. А в самом поезде разместился в комфортном купе, вытянув ноги и откинув голову на бархатный подголовник. При этом Рихард был абсолютно спокоен, и это спокойствие помогло сконцентрироваться на главном — на вопросах, которые сейчас крутились в его голове.В любом случае, Рихард надеялся узнать обо всем по приезде на место, понимая, что едва ли его разместят под домашним арестом. Он вдруг неожиданно вспомнил во время этой поездки, как когда-то одного из его сослуживцев арестовали по подозрению в «спекуляции» в 1941 году во Франции, когда тот обменял несколько банок консервов и куль муки из своего пайка на рулон шелка, чтобы послать матери и сестрам. Проклятые французы сдали его товарища сразу же, как сами попались на перепродаже немецких консервов на городском рынке. Тогда вся эскадра встала горой за этого летчика (жаль, он не мог вспомнить, кто именно это был), и военной полиции пришлось отступить. Сначала этого сослуживца посадили под домашний арест на время следствия по его делу, а потом всего лишь понизили в звании с вынесением предупреждения.
Наверное, поэтому и сейчас арест Рихарда произвели втайне от всех на аэродроме. Только ограниченный круг лиц знал о том, зачем он уезжает из части в сопровождении солдат гефепо. Интересно, что им скажут после, если он не вернется? Просто объявят его преступником рейха, не вдаваясь в причины? Или все-таки скажут, что Рихард предал нацию, помогая спасаться евреям? Или расскажут о преступной связи с русской, что так позорит его мундир и его нацию?
Арест явно был не домашним. В Лейпциге их маленькая группа не стала ждать поезда на Берлин, а нашла присланный за Рихардом транспорт, в котором его доставили в небольшой город Торгау. Рихард сидел на заднем сидении авто рядом с унтер-офицером, почти плечом к плечу. Барабанил по стеклу и по крыше кузова ноябрьский холодный дождь, зарядивший стеной, чему Рихард был несказанно рад — в непогоду определенно не будет вылетов, а значит, сегодня томми и янки дадут наконец-то передышку его родной Германии.