На осколках разбитых надежд (СИ)

Что это было тогда? Желание пойти вразрез со строгими указаниями? Или показать себе мнимую независимость? Он не знал. И даже не был уверен, что ему позволят вместо согласованных мероприятий в Лейпциге уехать в Дрезден. Но тем не менее это произошло — несколько часов в поезде, который изрядно задержался из-за угрозы налета, и он сошел на перрон Центрального Вокзала столицы Саксонии. Казалось ли ему, что за ним внимательно наблюдают все это время или нет, но ощущение чужого взгляда на своем затылке не покидало на протяжении всего пути от отеля в Лейпциге до Альбертплатц в Дрездене, где в одном из домов семья Фредди жила в двухэтажной квартире с мансардой.

Доротея совсем не ждала его, но понял по ее взгляду, что его неожиданный приезд был ей пусть и в слабую, но в радость. Горе иссушило ее, она потеряла всю былую прелесть, которая привлекала когда-то Фредди. Только дети заставляли ее хотя бы чуть-чуть «выныривать» из своих переживаний и оживать немного. Особенно маленький Кристиан, появившийся на свет в прошлом году, которому без матери просто было не обойтись.

Сначала возникла неловкость. Доротея была погружена в свое горе и очень рассеяна, а мальчики, отвыкшие от мужского присутствия в доме, вообще испугались и ударились в рев, отчего няньке, молоденькой польке, пришлось убрать детей от взрослых в детскую. От этого плача и морального напряжения у Рихарда привычно заломило в висках и затылке, и он даже пожалел, что приехал в Дрезден. Но постепенно отчуждение сошло на нет, а к вечеру и мальчики попривыкли к Рихарду, особенно Дитц, его крестник, который старался держаться поближе к мужчине, зачарованный его наградами, блестевшими в свете свечей, которые поставили на стол во время ужина.

Рихард для себя загадал, что поездка в Дрезден к Доротее станет знаковой. Если ему удастся уговорить ее уехать в Швейцарию, то все удастся и с троюродным дядей. Ведь убедить вдову казалось проще. Но вышло все совсем не так — Доротея наотрез отказалась уезжать из Дрездена даже к родителям в загородное поместье на побережье Балтийского моря. Захмелев от выпитого за ужином вина, она призналась Рихарду вдруг, когда остались наедине поздно вечером, что она не верит в смерть Фредди.

— Кто докажет мне, что это был мой муж? Человек, которого привезли в госпиталь в России, был настолько обгоревшим, что нельзя было с уверенностью установить его личность. Ни лычек на комбинезоне, ни татуировки с группой крови, и уже тем более — лицо, — с горечью говорила Доротея. — Это мог ведь быть и не Фредди, верно? Они так спешно отступали, что могла возникнуть путаница! Но никто — слышишь, никто! — даже не слушает меня. Не может ответить ни на один мой вопрос. Они все отмахиваются от меня! Считают помешавшейся от горя вдовой! А я не могу поверить без каких-либо доказательств, что в урне с прахом, который мне привезли с Восточного фронта, останки именно моего Фредди!

Рихард мог бы ответить ей на это, что путаница совершенно невозможна, особенно в отношении останков. Что для семьи большая честь и привилегия, что в Дрезден привезли прах кузена, когда могли бы похоронить прямо там, в России, как поступали с обычными солдатами и младшими офицерами. Он мог бы сказать ей все это, но промолчал, вспомнив о том, что его самого «похоронили» этим летом. Но и давать Доротее лишних надежд не стал, напоминая об этом. А просто попытался отвлечь ее от этих изводящих мыслей и убедить, что ей не стоит запирать себя в четырех стенах квартиры, ведь Фредди этого определенно не хотел бы.

— Скоро будет лето, — убеждал он Доротею, сжимая ее холодные ладони и стараясь не смотреть в ее опухшее от слез лицо. — Увези мальчиков хотя бы на эти месяцы из города. На побережье Балтики или к нам, в Розенбург. Ты же помнишь, как любил проводить лето Фредди в замке! А пока выходи сама на свежий воздух. Хотя бы на прогулки с мальчиками в Гроссен Гартен или на набережной. Когда ты последний раз выходила куда-нибудь?

— Ты говоришь, как моя подруга Шарлотта, — устало ответила Дора в ответ на его слова. — Один в один. Она даже принесла мне билеты в Дрезденскую оперу на какую-то новую постановку. Завтра, кажется, эта премьера. Если, конечно, я не перепутала даты.

Это показалось отличной возможностью вывести Доротею из дома и отвлечь ее хотя бы на пару часов. И Рихард с готовностью ухватился за нее, стал еще горячее уговаривать выйти в свет. Правда, сам едва не дал «задний ход», когда, получив ее согласие и в свою очередь заверив, что станет ее кавалером на этой премьере, узнал, что это балетная постановка этой русской, Гзовской, с которой он когда-то свел знакомство в Берлине из-за Лены.