На осколках разбитых надежд (СИ)

— Нет, господин полковник, даже если бы я и хотел быть рядом с умирающей матерью сейчас, у меня есть долг перед моей страной. В отличие от мальчишек, которым вы задурманили разум пропагандистскими речами о бессмертии ариев и прочей ерунде, чтобы бросить их в ту бойню с янки, я понимал отчетливо, на что иду и зачем, когда писал заявление о возвращении в эскадрилью. А вы, господин полковник? Вы не желаете завтра вылететь с нами?

— Проклятье, фон Ренбек, вы же знаете, что я не могу!.. — проговорил, отводя взгляд в сторону, еле слышно после минутного молчания командир соединения, во время которого они так и буравили взглядами друг друга.

— Я так и думал, господин полковник, — так же тихо, но совсем с другими интонациями ответил Рихард и вышел вон, надеясь, что все-таки будет услышан, и женщин демобилизуют и отпустят по домам.

Откуда же Йонес знает об этом? Был ли слышен их разговор на повышенных тонах остальным, когда Рихард в очередной раз поддался эмоциям, не в силах контролировать их наплыв? Даже сейчас, в последние дни перед поражением, когда до сих пор могли расстрелять на месте на «пораженчество», это было очень опасно.

Но Йонас интересовался совсем с другими целями, как выяснилось. Он полез куда-то в карман рабочего комбинезона и достал мятую газетную вырезку.

— Вы говорили, что сейчас мы должны быть со своими родными. С детьми, — сказал механик, и пусть Рихард имел в виду несколько другое, он не стал его поправлять. — Во время налета на Дрезден моя Лотта пропала без вести вместе с моими родителями. Грета, моя жена, умерла в родах, и у меня были только они, понимаете? А потом я нашел это в одной из старых газет, когда мы базировались пару недель в Австрии, помните? Я не смогу попасть в Дрезден, если попаду в плен к русским или того хуже, понимаете?

Рихард понимал это, но никак не мог уловить суть того, что пытался донести до него взволнованный Йонас. И покорно взял в руки вырезку, которую механик протянул ему, словно та все могла объяснить сейчас. «Девочка Лотта из Берлина… найти по адресу… Спросить…или фройлян Хелену Хертц». Незамысловатые строки объявления, махом выбившие Рихарда из привычного состояния спокойствия и отстраненности.

Выкрашенные краской стены маленькой кухни квартиры четы Бретвиц. Кружевные занавески на окне, в которое он наблюдал тогда за прохожими на улице, не видя ни их, ни дома Берлина. Внимательный взгляд Удо, который он чувствовал спиной. Ощущение верности и одновременно неправильности пути, который он выбрал для себя перед тем, как пришел в эту квартирку в тот весенний день и положил на стол перед Удо фотографии Лены и пачку марок.

— Какую фамилию мне вписать в документы?

На мгновение поманило соблазном уже сейчас дать ей свою фамилию. «Хелена фон Ренбек» звучало так удивительно приятно для него.

Хелена фон Ренбек. Ленхен, его фея, его сокровище, его сердце…

— Хертц. Пусть будет Хелена Хертц…

А Йонас все говорил и говорил что-то, и монотонность звука его голоса вернула обратно, позволила снова собрать себя по кускам. Рихард даже разозлился, что не смог сразу взять себя в руки, и волнение все больше и больше захватывало его, вызывая нарушение речи, которое напоминало о том, что он совсем не такой как раньше. Оттого и заговорил резко, впоследствии коря себя за эту резкость:

— Здесь на… написано, что девочка из Б… Берлина, не из Дрездена, а и… имена ее родителей совсем д… другие. По-моему, вы за… зацепились за пустоту, Прагер. И я совсем не по… понимаю, чего вы хо… хотите сейчас от меня!

— Что мне делать, господин майор? Как поступить сейчас? — Йонас, в прошлом обычный малограмотный рабочий газового завода в Дрездена, казался растерянным, и Рихард не мог не ответить, как бы не хотелось сейчас просто захлопнуть «колпак», уходя от этого разговора и от звука своей несовершенной речи.