На осколках разбитых надежд (СИ)

— Вы до… должны принять решение сами, Прагер. Если вы оставите ра… расположение части и будете пойманы по… после этого, вас рас… расстреляют как дезертира. Насколько мне известно, при… приказа для обслуживающего пер… персонала покидать базу не было, — он посмотрел пристально в глаза Йонаса, помолчал некоторое время и добавил. — Но с другой стороны — что де… делать на базе такому пер… персоналу, если ни одна машина не ве… вернется обратно? Ровным счетом ни… ничего. Поэтому хорошенько по… подумайте, примите решение сами и в любом случае бу… будьте осторожны. Прощайте, Прагер. Да хра… хранит вас Бог. И надеюсь, он по… поможет вам увидеть своих родных живыми и невредимыми.

Рихард действительно был уверен, что ни одна машина не вернется на базу. Не сейчас, когда русские уже были на подступах к Берлину, уже захватив столько земель Германии. Кто-то свернет с назначенного пути к русским переправам через Одер, которые по приказу были на этот раз наземными целями эскадрильи «смертников». Улетит на редкий аэродром, оставшийся под контролем Германии. Или вовсе перелетит на другие базы, уже захваченные томми или янки, чтобы сдаться в плен именно им. Кто-то повернет к родным домам, чтобы попытаться сесть в поле невредимым и встретить финал войны со своими родными. Лишь часть продолжит полет к Одеру, чтобы направить машины в пике на мосты и понтонные переправы. Но обратно на аэродром под Берлином определенно никто не вернется…

Именно поэтому Рихард не был удивлен, когда постепенно их группа стала редеть в воздухе, и один за другим пилоты уходили в сторону без лишних слов. Единственное, что он сделал, как старший соединения, приказал не стрелять по ним, когда один из молоденьких пилотов вдруг открыл огонь в сторону одного из дезертиров.

— Отставить огонь, лейтенант! Оставьте боекомплект для противника. Его и так мало.

Пусть летят. Они сделали свой выбор в сложившихся обстоятельствах. Он не мог судить их полной мерой, потому что сам не понимал, как легко бы ему далось решение пожертвовать собой, если бы Ленхен была жива…

Ленхен…

И снова дрожь в руках, снова щемит за грудиной, снова начинает стучать в висках, а легким словно не хватает воздуха, и дело тут не в высоте. В голове крутится настоящая мешанина мыслей — от воспоминаний из счастливого прошлого с ней, когда у Рихарда был смысл возвращаться на землю, до имени в газетной вырезке.

Еще один пилот покинул их ряды, молча и стыдливо опустившись с линии полета, а потом мягко повернув машину в сторону. Рихард успел неплохо узнать этого юношу за эти недели. Его родители жили в пригороде Берлина, отец не ходил, передвигаясь на коляске, как дядя Ханке когда-то. Эрнст был единственным их сыном…

Теперь их осталось двадцать девять из тридцати шести. Когда до Одера оставалось не более двадцати километров, и скоро нужно было начинать маневры для захода на цели, Рихард включил радиосвязь в последний раз, чтобы напомнить, что целью вылета было не только поражение переправы русских, но и остаться в живых при этом, как когда-то учили на полигоне под Берлином тех редких в сегодняшнем вылете летчиков, что были набраны в самый первый состав «эскадрильи Леонида».

— Для меня было честью совершить этот вылет с вами, господа, — закончил Рихард, отключая связь и снимая ненужную уже маску при снижении высоты, стараясь не думать при этом, что скорее всего, уже никогда не поднимется к облакам, чем бы ни закончился вылет. Сердце колотилось как бешеное, отдаваясь пульсацией в висках. Он отчаянно пытался успокоиться, но не выходило, потому что в каждом ударе он слышал только ее имя: «Лена… Ленхен… Лена…».

И вдруг он снова услышал явственно, как она произнесла его имя, чуть растягивая и так мягко выговаривая каждый слог. Как тогда, когда летел стремительно в воздухе вниз, чтобы разбиться о земную твердь. Наверное, именно это заставило дрогнуть и признать наконец-то правоту мыслей, родившихся этой ночью в голове.