Он смотрел на нее пристально и ждал возражений, но встретил лишь протест в ее взгляде, когда она снова взглянула на него прямо. И тогда он полез в планшет, чтобы достать вещицу, лишившую Лену вмиг столь тщательно хранимого самообладания.
Пожелтевшее от времени кружево. Пустые места в жемчужных узорах, которыми когда-то был щедро украшен воротничок, как следы непростого прошлого. Память о ее маме. Единственная вещь из ее исчезнувшей в огне войны жизни. Спасенная от огня Войтеком, этот воротник был когда-то спрятан в ящике комода в ее крохотной спальне под крышей замка Розенбург, и видимо, каким-то чудом сохранился после ее ареста.
— Ты помнишь, Лена? — мягко спросил Костя, на какие-то мгновения снова становясь тем самым Котей из прошлого. — Дом Красной Армии, «Тартюф», мороженое… Тот наш вечер. Ты помнишь, Лена? Я помню. Все помню до мельчайшей детали. Даже то, что в твоих волосах было семь шпилек с жемчугом. Ровно семь…
У Лены перехватило дыхание при этом признании и тех эмоциях, что вызвал в ней вид кружевного воротничка.
— Ты думаешь,
Внезапный холодный и резкий тон вмиг вернул из дымки воспоминаний в реальную жизнь, а потом наотмашь ударил осознанием того, что скрывалось сейчас в тени происходящего.
— Ты был в Розенбурге!..
— Да, не смог отказать себе в такой возможности, — со злой иронией подтвердил Костя, выбивая папиросу из пачки, чтобы закурить. Он казался внешне совершенно спокойным. Лишь легкая дрожь спички, от которой он прикуривал, выдала его волнение.
— Мы были под городом Гера. От него до Йены всего сорок километров, а от Йены до замка вообще рукой подать. Захотелось вдруг посмотреть на это место. Увидеть, как ты жила там. Я думал, может, тогда я пойму хоть что-то. И да, прежде чем ты задашь этот вопрос — я видел твоего немецкого ублюдка. Он жив живехонек.
— Я хотел сначала сказать тебе, что он мертв, что тебе нет смысла цепляться за Германию. И тогда ты бы точно уехала домой, — продолжал медленно Костя, глядя на нее пристально. — Но это было бы неправильно. И дело не только во лжи, которую я ненавижу. Я знаю тебя, Лена. Всю жизнь ты бы вспоминала его. Всю жизнь бы цеплялась за прошлое. А правда, Лена, в том, что он мерзавец и ублюдок, что ты ему не нужна, и думаю, никогда не была нужна. Кроме того самого, Лена. Согреть его койку в перерывах между фронтами. И сейчас он в своем замке пакует барахло, чтобы бежать из страны вместе с женой-швейцаркой прежде, чем американцы выйдут из Тюрингии, и туда зайдем мы. Эта трусливая крыса бежит, потому что знает, что мы никогда не простим ему. Американцы могут забыть то, что он и ему подобные творили, могут позволить ему быть на свободе и жить как раньше корольком в своем замке. А мы — нет, мы не позволим этого и не забудем.
Оказалось, что пока Лена искала его в списках немцев, попавших в советский плен, он все это время был на другой стороне, под американцами. Слишком поздно она поняла, что такое тоже возможно. Слишком поздно решилась ехать в американскую зону. И слишком быстрой оказалась Адель, решившая ухватить свое счастье при первой же возможности. Но как же скоро, о, как же скоро он решился начать новую жизнь!
— Он просто думал, что я умерла, — произнесла Лена, сама не понимая, кому адресует эти слова — Косте ли в желании оправдать Рихарда или себе, чтобы не поддаться острой боли разочарования, уже тянущей к ней свои щупальца.
— Я тоже когда-то думал, что ты мертва. Но все равно искал тебя.
— Ты рассказал ему обо мне? — она не могла не спросить. Ей было необходимо знать ответ на этот вопрос. Знает ли Рихард, что она жива? Ведь тогда возможно, он придет за ней…