На осколках разбитых надежд (СИ)

Они говорили об отъезде почти всю ночь и разошлись только под утро, недовольные друг другом и предметом разговора. Адель не понимала странное упрямство Рихарда в вопросе эмиграции из страны, а он не хотел принимать ее доводы. Этот спор продолжился и в последующие дни. Он на время скрывался за другими разговорами — о прошлом, о настоящем и будущем, а затем все равно змеей проскальзывал между строк наружу и отравлял их беседу, снова и снова оставляя вкус горечи.

В конце концов Рихард сдался, видя, какую боль причиняет Адели, каждый раз пытаясь донести до нее свою точку зрения. Он понимал, как принижает усилия, которые приложили Брухвейеры, чтобы сделать его отъезд возможным. И это в то время, когда американцы сгоняли в лагеря всех немцев мужского пола, подозреваемых в военной службе. Настоящая волна арестов прокатилась по всем окрестным землям. Только связи Брухвейеров спасали Рихарда от заключения под стражу, как он понимал. Да и рисковать безопасностью Адели, которая отказывалась уезжать без него, он не желал. Пусть эти земли находились под янки, а Розенбург под протекцией американского высшего командования, случиться в это опасное время могло что угодно. Немецкие беглецы, военные мародеры союзников, да и просто жаждущие возмездия бывшие заключенные лагерей, которые по слухам все еще были опасны так же, как и в первые дни освобождения… Нет, ему бы определенно хотелось, чтобы Адель вернулась обратно в Швейцарию, где было гораздо безопаснее.

— Хорошо, — согласился он одним из вечеров июня, когда они завершали ужин в малой столовой, пусть и скудный, но мастерски приготовленный Айке. — Я уеду из Германии. Только дай мне немного времени привыкнуть к этой мысли.

— Только прошу, помни, что времени осталось немного, — просияла Адель, получив наконец-то желаемое. — Когда я последний раз телефонировала отцу из Веймара, он сказал, что русские уже ведут переговоры с американцами о выведении войск. Нам нужно успеть до того, как коммунисты войдут в Тюрингию, ты сам понимаешь.

Он понимал. Но по-прежнему не мог представить, что решится оставить Розенбург и ближайший городок с церковью, в подвале которой лежали останки его отца и матери. Эта земля была его плотью и кровью, и он не мыслил своей жизни без нее.

Но ты ведь готов был оставить временно все это ради Ленхен, предательски однажды шепнул внутренний голос во время очередных раздумий. Ты рассматривал однажды возможность проживания в соседней стране, пусть и временное, рядом с Ленхен. Раньше не было ни тени сомнений в принятом решении. Помнишь?

А потом в очередной раз ударило болью, неизменной спутницей воспоминаний о прошлом, при одной лишь только мысли, что, если бы Лена все-таки уехала в сорок третьем году, он бы ухватился за любую возможность пересечь границу. Его прежняя жизнь разрушилась, но была бы надежда на новую — рядом с ней, и этого было бы достаточно для него. За что держаться сейчас? Он никак не мог понять. Да и не хотел искать эту причину, если говорить откровенно.

Адель ясно видела нежелание Рихарда уезжать, потому наотрез отказалась от его предложения ехать первой. Понимала прекрасно, что Рихард едва ли последует за ней, если она оставит его сейчас. Оттого и осталась рядом с ним, организовав сборы некоторых вещей, которые нужно было забрать из замка и не оставлять русским.

Иногда за этими совместными хлопотами и во время привычных уже ужинов, к которым Адель неизменно меняла наряды, видясь тем самым Рихарду какой-то чуждой частицей в калейдоскопе послевоенной разрухи, между ними снова возникала прежняя близость. Рихард не особо любил эти моменты, потому что видел огонек надежды в глазах Адели, зная, что никогда не сможет ей дать то, что она желает. Поэтому он твердо решил, что не останется в Швейцарии, а уедет в Скандинавию, где попробует начать все сначала, готовый в любое время вернуться назад, в Германию, когда это будет возможно и невзирая на любые угрозы за свое прошлое. Отпишет большую часть переведенного матерью состояния Красному Кресту, а себе оставит только фамильные ценности и ровно столько, сколько хватит на то, чтобы встать на ноги в послевоенное время.

В итоге сборы затянулись, что и привело к встрече с русскими. Неожиданной и опасной. Нарушившей привычный ход событий и перевернувшей все с ног на голову.

Рихард как раз заколачивал ящик с фарфоровым сервизом из Мейсена, который доставали только по особым случаям из буфета, когда услышал звук мотора. Это удивило его — только недавно Адель отправила водителя в Веймар дать отцу телеграмму, что они планируют ехать послезавтрашним поездом из Лейпцига в Берн. Так быстро вернуться водитель никак не мог, а значит, что-то случилось. Все еще с молотком в руке Рихард поспешил к выходу, чтобы с огромным удивлением выйти прямо к русским, подъехавшим к замку на двух запыленных «виллисах».