На осколках тумана

– Привет, – вздыхает Ольга, подхватывая и прижимая к себе платье, которое настойчиво старается улететь. – Надо было нам все-таки вчера на выставку идти – вчера не было такого сильного ветра!

– Угу, – поддакиваю я, старательно сдерживая смех, – вот только вчера кто-то говорил, что у него эта суббота давно расписана по минутам.

– Ну да, просто я уже договорилась на маникюр, педикюр, депиляцию и… – заметив все-таки, что я прячу улыбку, она немного смущается, а потом воинственно вскидывает подбородок. – Что?

– Ничего, – пытаюсь успокоиться, но получается слабо. – Не знаю, какие у Щавеля на твой счет планы, но мое мнение – ты правильно сделала, что подготовилась на все случаи жизни.

– Дашка! – щеки подруги алеют. – Я даже не думала… ты… все, я теперь не пойду!

Смеясь, я подхватываю Ольгу под руку, чтобы она не сбежала, тащу ее в сторону галереи и по пути нахожу весомые аргументы, чтобы все же зайти.

– Во-первых, он увидит только то, что ты позволишь ему сама. Я имею в виду, что про депиляцию он может и не узнать. Во-вторых, внутри помещения ветра нет. А так как это выставка гениальных личностей и она пользуется успехом, а у тебя теперь одна рука занята, – добавляю я, когда подруга начинает упрямиться, – и ты не в силах удерживать подол платья, может так статься, что о твоей депиляции будет не в курсе один только Щавель.

На самом деле, я сильно лукавлю – потока зрителей или очереди у входа не наблюдается. Но на подругу моя угроза действует так, как и нужно – она ахает и практически добегает до двери галереи. Я едва за ней поспеваю.

У входа она чуть задерживается, оглядывается на меня, решительно выдыхает и заходит.

Я делаю так же, чтобы сбить волнение, которое вдруг усиливается. Удивительно – мне даже чуточку страшно. С чего – непонятно. Фотограф меня интересует лишь в качестве талантливой личности, так что трепещу я точно не по поводу встреч с ним. И все же у меня четкое ощущение, что сравнение со свиданием было не зря.

Нелепо и странно, но я чувствую себя так, как будто иду не посмотреть фотографии, а на встречу с мужчиной, который мне нравится, но об этом пока даже не знает.

Глава № 19. Даша

Я редко бываю на выставках, поэтому меня удивляет, что вопреки тому, что помпезное открытие было вчера, сегодня все равно в галерее довольно много людей. Гардеробная – по желанию, но Ольга очень хочет продемонстрировать свое платье, поэтому говорит, что здесь душно и убеждает в этом меня.

– Хорошо-хорошо, – сдаюсь я, избавляясь от верхней одежды.

Подруга крутится по сторонам, и я шепчу ей, что Щавель придет только, если мы ему позвоним.

– А ты позвонишь? – интересуется она.

– Да. Но так как он захочет услышать в свою честь дифирамбы, надо хоть подготовиться. Давай посмотрим работы?

– Конечно, – соглашается она живо. – Мы ведь для этого и пришли.

Ну да, ну да. Обеих из нас на выставку привели совершенно иные интересы. Меня – контакты фотографов и дизайнеров, а ее… ну здесь даже пояснять не приходится – лично сам Щавель.

Галерея довольно большая, и здесь много работ, мимо которых с задумчивым видом прохаживаются зрители. У некоторых фотографий они останавливаются, словно увидели что-то необычное, обсуждают и не торопясь идут дальше. Ни Ольга, ни я в искусстве фотографии не разбираемся, поэтому не можем оценить ракурс, свет или что там еще, и все же многие работы словно тормозят возле себя, заставляя всмотреться.

Старый, заброшенный трамвай, красная краска с которого облезает крупными хлопьями. Он кажется разбитым, больным и забытым на отстойнике, куда его загнали. Но над ним нависают ярко-сиреневые ветки сирени. Они заботливо прячут его от солнца, дают тень, в которой он может и дальше едва заметно дышать, надеясь, что однажды снова понадобится людям, которым служил столько лет.

Дождь, вечер и лужа, на которую смотрит худой котенок. Несчастный, потерянный и голодный, он словно выискивает в темной воде светлые звезды. И, пожалуй, одну точно находит, потому что на той стороне улицы видны два силуэта детей – мальчик и девочка. И девочка уже делает шаг в сторону котенка, хотя мальчик и пытается ее удержать.

Море – свободное, неприступное, бьющееся о пустынный пирс в густых сумерках и своим нравом заставляя сгущаться серые тени. Солнечный луч пронзает сизое небо, где мечется беспокойная чайка. Эта фотография настолько живая, настолько глубокая, что я долго не могу от нее отойти. И так долго всматриваюсь в нее, что мне начинает казаться – я уже видела этот пирс.

Старые, сломленные лавочки, на которых старушки тщетно пытаются найти место, куда можно присесть, чтобы не упасть от усталости.

Ночные фонари, которые заглядывают в окна людей, чтобы им было спокойно и уютно. И они не жалуются на ливень, просто немного согнулись, чтобы спрятать «лицо».

Люди – много людей: целующиеся, в ссоре, за минуту до расставания, в пути и уставшие от долгой дороги.

Меня настолько потрясают работы, что хочется навсегда забыть о встроенной камере в телефоне. Как ни старайся, это все равно будет не то и не так.