На осколках тумана

– Это ромашка, – без толики сомнений сообщает за моей спиной мужской голос. – Ромашка, которая мерзнет от первой изморози.

– Ты о графити? – интересуется женщина.

Мужчина медлит с ответом.

Я замираю. Не знаю почему, но очень хочу услышать, что именно он скажет, хочу услышать, наверное, потому, что мне нравится то, что он видит. Он умеет видеть оттенки, которых я даже не замечаю, но которые мне интересны.

– Знаешь… – начинает мужчина задумчиво.

Но я не успеваю услышать, что именно он говорит.

Ко мне подлетает вихрь в разноцветном платье и уносит меня к художнику, который уже пришел и желает послушать оды в честь своей гениальности.

Это чушь, и так не бывает, я, видимо, просто снова на секунду шагнула за какую-то грань, потому что мне кажется, что два выдоха звучат в унисон.

Мой.

И мужчины, который остается у фотографии.

И только спустя минуту, когда мы оказываемся уже достаточно далеко и я вижу улыбающееся лицо Щавеля, я замедляюсь, высвобождаюсь из хватки подруги и оборачиваюсь.

Мне очень хочется обернуться. Меня словно что-то толкает обернуться и увидеть мужчину, который не только уверенно заглядывает в самую суть, но и вскрывает ее.

Но мужчина и женщина уже отходят от фотографии, плавно перебираясь к другим, и я вижу не так и много. Темноволосая женщина одета в эффектный брючный костюм, сколько ей лет, пожалуй, точно не скажет и паспорт, потому что она ухоженная, явно очень следит за собой и денег на себя не жалеет. Женщина неожиданно поворачивает голову в мою сторону и мне начинает казаться, что она смотрит именно на меня, хотя вряд ли. Возможно, она смотрит на Щавеля, которого, кажется, знает. Красивая. Очень красивая женщина.

А вот мужчина…

Он словно избегает взглядов. Нет, не боится, но старается, чтобы в первую очередь было заметно женщину рядом с ним, отнюдь не его.

Все, что я различаю – это синий модный костюм, жилистую фигуру, высокий рост и короткие черные волосы.

А потом мужчина и женщина переходят в другой зал.

И я знаю, что мы уже вряд ли пересечемся. Потому что фотограф подхватывает меня и Ольгу, убеждает, что его гениальные работы мы видели, а остальные можно и пропустить, и мы идем на чашечку кофе в ресторан, который находится всего в двух минутах ходьбы.

Ольга пытается произвести впечатление и действительно заказывает только кофе. Мы же с фотографом уверенно выбираем вино.

Хочется не столько выпить, сколько прочувствовать вкус этого дня. Он чуть терпкий, приятный, но с ноткой легкой горечи. Как будто все в порядке и хорошо, и все же что-то пошло немного не так.

Глава № 20. Артем

Мы с доктором настолько часто видимся, что можно начинать подумывать о том, чтобы купить квартиру поблизости с клиникой – выйдет приличная экономия времени.

Очередное полное обследование, новое назначение, и его, а не моя уверенность, что зараза, которая вцепилась в меня распухшей клешней, однажды все же отпустит.

Возможно, он говорит так всем своим пациентам и всем показывает фотографии тех, кому удалось восстановить лицо полностью. Снимков мало, гораздо меньше тех, что я нарыл в интернете, когда изучал ту дрянь, что атаковала меня. Но уже то, что эти снимки имеются, на какое-то время снова вселяет надежду.

Я знаю, что в сравнении с остальными, могу считаться счастливчиком. Перекос пока очевидный, но, по крайней мере, у меня уже закрывается глаз, часть лба прорезает морщина, а другая часть идеальная, как у младенца, рот все еще кривоват, но из него не вытекает слюна, прошло полное онемение одной стороны, я могу выговаривать все буквы алфавита без риска забрызгать чью-то тарелку или походить на Герасима из «Му-му». Но самое главное – я не женщина.

Я видел женщин с той же проблемой, и на начальной, и на запущенной стадии, когда проходит несколько лет, за плечами всевозможные попытки лечения, а на лице ничего не меняется. Только в глазах поселяется отчаяние, а на безымянных пальцах иногда остается лишь след от кольца.

Не каждый выдержит ежедневно смотреть на урода. Только тот, кому ты действительно близок.

Детей эта дрянь с красивым названием затрагивает редко, но я видел и тех, кого она не захотела жалеть и все-таки царапнула.

На самом деле, не застрахован никто. Вечером ты можешь с удовольствием смотреть на свое отражение, а утром будешь мечтать перебить в доме все зеркала. Начнешь биться во все открытые и закрытые двери, надеяться, верить, ждать, а потом…

Или поймешь, что иногда ждать приходится долго и научишься этому. Или сдашься, забьешь.

Во-втором случае забить придется на многое – на то, что на тебя постоянно оглядываются, на то, что поначалу друзья будут стараться отводить в сторону взгляд, делая вид, что любуются природой, даже если там нет ни черта интересного, на то, что они будут подбирать слова в разговоре, чтобы тебя не задеть, на то, что для некоторых твоя оболочка значила куда больше, чем для тебя.

Так себе перспектива. Думаю, поэтому я больше встречал тех, кто борется, пробует, снова и снова, пытаясь не оглядываться на оставшихся позади, отошедших в сторону и забывших.