На острие иглы

— Правду говорю, мил человек. — Он стал дурашливо дергаться и хлопать ладонью по земле. — Ты колдуешь, но перед Богом вес равны. Вот я и буду за тебя молиться…

— С чего ты взял, что я колдую?!

— Ни с чего, ха-ха-ха — Осмысленность на его лице исчезла. — Ха-ха-ха, ни с чего, колдун. Дай еще денег! Дай!

У меня возникло желание изо всех сил пнуть его сапогом, но я сдержался, только покачал головой, хотел кинуть еще монетку, и тут… Я с детства умею не только ощущать на себе чужие взгляды, но даже определять настроение смотрящего. На меня явно кто-то глядел-пристально, изучающе…

Я быстро обернулся, но разглядел в толпе лишь темную удаляющуюся фигуру. Узнать этого человека со спины я был не в состоянии. Видимо, негодяй нищий с кем-то в сговоре, и этот кто-то затевает зло против меня. Я хотел схватить попрошайку и повернулся к нему, но тот исчез, будто его и не было.

* * *

Домой я вернулся совершенно разбитым, полным тревог и раздумий. Головокружение усилилось, но я выпил приготовленный ранее целебный отвар, и мне немного полегчало. И тут я почувствовал себя таким одиноким, несчастным и заброшенным на край света, что у меня проснулась жалость к самому себе. Может, зря я посвятил жизнь поискам чего-то неуловимого, постоянно ускользающего, едва начинаешь приближаться к нему? Я всегда стремился за горизонт, ожидая, что там меня ждет что-то необычное, высокое, но там ждали те же люди, те же города, только более или менее необычные, та же усталость, та же людская несправедливость и несчастия. А может быть, и не надо было никуда стремиться? Может, счастье ждало в родном Айзенахе, таком тихом и милом, знаменитом тем, что там в заточении был сам Лютер, и именно там он кинул чернильницей в явившегося ему дьявола. Неужели мне плохо бы было в объятиях прекрасной Эльзы, с которой я был помолвлен еще в двенадцать лет? Может быть, покидая свой городок и стараясь не оглядываться на плачущую у городских ворот невесту, я навсегда утерял право на счастье и попал в заколдованный круг бесплодных начинаний и ненужных проблем?

Но нет! Я все же немало повидал! Открыл для себя джунгли и пустыни, высокие снежные горы и полноводные реки. Встречал на своем пути чернокожих африканцев и краснокожих жителей Америки. Для меня стали родными Мадрид и Лондон. Я бывал в Стамбуле и Самарканде. И пусть не нашел я призрачного счастья, но скольким людям облегчил страдания, скольких вырвал из лап смерти. Такова уж моя судьба!

Это уже стало привычным для меня — ближе к вечеру в моем доме появился очередной гость. Правда, не могу сказать, что его визит обрадовал меня и помог развеять тоску. Лекарь Винер не относился к тем людям, к общению с которыми я стремлюсь. Кроме того, его лицо в отсвете свечей приобрело воистину жуткий, дьявольский вид.

— Рад вас видеть, герр Винер, — покривил я душой. — Моя персона доставляет вам немало хлопот.

— Это моя обязанность, мой крест, если хотите…

— Что же, я вас понимаю! И не останусь в долгу.

— Мне это известно…

— Мне не хочется в наших отношениях, — в отношениях образованных людей, заброшенных на край света и делающих одно дело, никаких недоговоренностей… Герр Винер, у меня нет никаких целей составить вам конкуренцию. Наоборот, мне хотелось бы, чтобы мы помогали друг другу в работе…

— Вы вряд ли станете мне соперником в моей профессии, — криво усмехнулся Винер. — Я лечу несколько иные заболевания.

— Если не секрет — какие?

— Я пытаюсь врачевать души… А это посложнее врачевания тел.

— Несомненно, — кивнул я без особой радости. Я всегда со скептицизмом относился к лекарям, которые изъясняются так напыщенно. В голосе Винера была непоколебимая уверенность человека, которому не нужно никому ничего доказывать. И она тоже меня настораживала.

— Вы очень плохо выглядите, господин Эрлих. Вам не нужно было приходить к Бауэрам.

— Возможно, но это тоже были мои обязанность и долг.

— У вас слишком много долгов, — скривился Винер. В его голосе почудилась угроза.

— О чем вы говорите?

Винер вытащил из саквояжа склянку, налил в маленький стаканчик немного темной пахучей жидкости и протянул мне.

— Выпейте это.

— Благодарю. — Я посмотрел через жидкость ярко-зеленого цвета на огонек свечи и поставил стаканчик на стол. — Чуть попозже.

Несколько минут мы молчали. Я не знал, о чем говорить, а Винер, ничуть не стесняясь, впился в меня выпученными глазами, Его такая ситуация ничуть не смущала.

— Скажите что-нибудь, герр Винер, — не выдержал я. — Вы лекарь и обязаны развлекать больного.

— Я несколько по-иному понимаю обязанности лекаря.

— Неужели?

— Признайтесь, герр Эрлих, ведь я вам определенно не нравлюсь? — неожиданно полушепотом произнес Винер.

— Разве я дал вам повод так думать?

— Да, разумеется. А вот вы мне нравитесь. Тем, что вы отважились познать, что такое черное и белое. Что такое зло и благодать. И, мне кажется, вы знаете настоящую цену всему.