Читаем На острие меча полностью

– А вино у тебя – все равно говно! – заявил первый и срыгнул.

– Вино вам подали одно из лучших, что у меня есть, – спокойно возразил ему хозяин.

– А я говорю: говно! – Сказавший это поднялся с лавки; он был на полголовы выше владельца таверны, самого человека немаленького. – Твое пойло не стоит тех денег, что ты за него берешь, – повторил он и потянулся к кувшину. – Давай нам это, попробуем.

В помещении как-то сразу водворилась тишина. За столами даже перестали пить и жевать. Взгляды присутствующих сосредоточились на сцене в центре зала.

– За это вино тоже придется заплатить, – предупредил хозяин, отводя руку с кувшином назад.

– Я так не думаю. Оно будет подарком от заведения. – Мужчина рассмеялся, хрипло, с надрывом, так, что сидевшие рядом дамы перестали ерзать на коленях его друзей и притихли.

– Это геты. Сегодня удачно продали скот, теперь гуляют, – сообщил своему приятелю сидевший за соседним столом торговец. Говорил он негромко, но римляне его услышали.

Лукан почувствовал у плеча движение воздуха. А в следующее мгновение Марциал, двигаясь легко и бесшумно, как рысь, пересек зал и замер у стола раздора. На его лице играла беззаботная улыбка.

– Зачем нам скандал, уважаемые? – произнес он примирительно, упирая в бока руки. В простой красной тунике он мало чем отличался от других гостей таверны.

– А ты еще кто?! Нарываешься? – проревел, дыша в него перегаром, гет. – Пошел прочь, сморчок! Сами разберемся.

– Это он зря, – шепнул Лукану Флакк, но тот и сам это уже понял.

Синие глаза Марциала потемнели до цвета ночного неба, брови сошлись в одну сплошную линию.

– Повтори, – попросил он, что прозвучало как-то подозрительно вежливо.

– Что именно? Про сморчка?! – опять заржал дебошир; на этот раз его поддержали – и приятели, и даже приободрившиеся девки.

Все произошло быстро. Маний сделал короткий шаг вперед, одновременно выбрасывая правую руку в продолжавшую скалиться физиономию. Его кулак впечатался в подбородок гета, и голова того дернулась вниз. Марциал тотчас нанес второй удар, в лоб, и его обидчик, запрокинув голову, перекинулся через лавку. Приземлился он громко, врезав при этом широко раскинутыми руками по лицам ближайших к нему собутыльников. Досталось и одной из девиц. Она пикнула и закрыла рот ладошкой.

Приятель упавшего сидел с ошеломленным выражением лица, из разбитого носа тонкой струйкой на бороду стекала кровь. Зато два других сбросили с колен своих подружек и вскочили так резко, что стоявший на столе кувшин опрокинулся и выплеснул на столешницу остатки алой жидкости.

Геты сжали кулаки. Марциал демонстративно опустил ладонь на рукоять кинжала.

– Остановитесь! Довольно уже! – взмолился владелец «Кентавра».

Убедившись, что его не слышат, он попятился, прижимая к груди кувшин и что-то бормоча себе под нос. Ближайшие к двери посетители начали подтягиваться к выходу. Ойкнула и умолкла пышногрудая служанка за прилавком.

– Задавлю! – взревел один из гетов и пошел на Мания.

Второй заходил с другого бока молча.

Лукан перекинул ногу через лавку и бросился к товарищу. Сзади раздался грохот – Флакк не очень удачно выбирался из-за стола. Дальнейшее пронеслось перед Луканом как один растянувшийся во времени миг.

Первый гет подхватит со стола чашу и запустил ее в Марциала. Тот увернулся, и чаша пролетела мимо, угодив в голову какому-то несчастному. Гет зарычал и прыгнул вперед. Его тяжелый кулак пронесся в опасной близости от челюсти римлянина, но на этом все и закончилось.

Марциал действовал левой рукой.

Лезвие его кинжала мелькнуло в воздухе и вспороло открывшемуся врагу правый бок. Из разреза в рубахе хлынула кровь. Гет вскрикнул, схватился за рану. Его колени подкосились, и он рухнул на них, как срубленное дерево. Добивать его Марциал не стал – с другой стороны налетал новый противник. И замешкайся он хотя бы на долю мгновения, его бы сшибли с ног.

Маний развернулся, присел. Он даже не смотрел в сторону атакующего, он словно держал его боковым зрением. Клинок кинжала описал широкую живописную дугу, и гет будто напоролся на невидимую стену, застыл в шаге от цели. Его глаза опустились вниз, округляясь от непонимания происходящего: внизу рубахи расползалось бурое пятно, на пол упали первые капли. Он пошатнулся, уперся рукой о край стола и тяжело опустился на лавку.

– Ну, ты… – зашипел его товарищ, вышедший наконец-то из ступора.

В его пальцах блеснул тонкий короткий нож.

– А вот этого не надо!

Лукан перехватил его руку, уже занесенную для броска. Синие глаза гета глянули на него с такой дикой ненавистью, что ему сделалось не по себе. Однако приставленный к горлу кинжал был веским аргументом. Мужчина опустил руку и отшвырнул нож к противоположному краю стола. Из его груди вырвалось что-то похожее на приглушенный рык.

– Все в порядке? – Рядом возник Флакк; за неимением другого оружия он прихватил с собой глиняную миску.

Затеявший ссору стал приходить в себя и попытался подняться с пола. Марк, недолго думая, огрел его миской по голове. Та разлетелась на мелкие кусочки, а гет вернулся в горизонтальное положение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза