– Да, весело посидели! – заметил, подходя к ним, Марциал.
– Не то слово! – Флакк определенно был доволен собой.
Подскочил хозяин таверны. По выражению его лица трудно было сказать, благодарен он им за усмирение буянов или же огорчен таким кардинальным разрешением конфликта.
– Пошли за лекарем, – посоветовал ему Марциал и кивнул в сторону раненых мужчин. – Порезы несмертельны, но заштопать их нужно. Могут потерять много крови.
– Конечно, господин. Все сделаю, господин, – закивал тот. – Вы бились, как лев! Благодарю, что вступились.
– Пустяки. Наглецов надо ставить на место.
– Вот и я о том же. Иногда эти лесные жители бывают такими… грубыми.
Таверна оживала, возвращаясь в свое естественное состояние: за столами продолжили пить и закусывать, переговариваться и прикладываться чашей к чаше. Правда, уже никто не смеялся и не позволял себе громко говорить. А к месту потасовки то и дело обращались настороженные взгляды.
Тот, в кого попала предназначавшаяся Манию чаша, находился в заботливых руках оскорбленной гетами девушки. Им оказался заглянувший на огонек таверны земледелец. Девушка обрабатывала его лоб мокрой тряпочкой и осторожно дула на рану.
– Пожалуй, нам лучше смотаться, – предложил Флакк, с завистью поглядывая на эту парочку. – Наместник, если узнает, будет в ярости.
– Не узнает, – ответил Марциал и легонько пнул мирно храпевшего гета; за все время драки тот даже не пошевелился. – Местным доносить нет смысла, а эти парни – залетные.
Лукан обнял товарищей за плечи.
– Нам все равно уже пора. – Он осмотрелся. – А здесь ничего, достойно.
– Всегда буду вам рад, – поспешил заверить их хозяин.
Когда они шли к выходу, за столами умолкали и с уважением смотрели им вслед. Хотя, возможно, это было и не уважение, а, скорее, настороженное любопытство в отношении тех, кто пришел сюда, чтобы сломать старый, привычный мир и на его месте воздвигнуть то, что называлось
Глава 8
– Показывай, где твой ценный пленник. Пока я вижу только жалких псов.
Боспорец всматривался в группу стоявших на причале людей – оборванных, хмурых, злых – и брезгливо морщился. Высокий и холеный, с крепкими толстыми руками, пальцы которых были унизаны золотыми кольцами, он явно пользовался здесь уважением и имел определенную власть.
Командир отряда охранения шагнул вперед и выдернул из неплотной массы пленных Кезона.
– Вот этот! Говорит, из Сирии. – Он грубо подтолкнул его к боспорцу.
Тот смотрел недолго, но придирчиво, оценивающим взглядом профессионала. Наконец спросил:
– Мне сообщили, ты можешь составлять карты. Это так?
– Да, господин, – ответил Кезон на довольно сносном греческом, что явно понравилось незнакомцу.
– Как твое имя?
– Меня зовут Гарпаг, господин.
Боспорец пожевал губами, как бы пробуя имя на вкус, качнул головой.
– Гарпаг – вполне достойное имя, – сказал он и обернулся к офицеру: – Я его забираю. Он принесет больше пользы, если будет заниматься своим делом, а не чистить свинарники. – И протянул стражнику небольшой, но увесистый мешочек. – Это за него и за твое усердие.
– Ты, как всегда, щедр, Лисандр. – Офицер убрал мешочек за пояс, кивнул. – Можешь всегда на меня рассчитывать.
Он даже не пытался скрыть своего удовлетворения от совершенной сделки, и Кезон про себя присвистнул: «Да они тут втихую проворачивают свои грязные дела!» Между тем, что бы он сейчас об этом ни думал, интуиция подсказывала, что его
– Удачного тебе дня, – пожелал командиру стражи Лисандр и взмахом руки подал знак стоявшему чуть поодаль телохранителю.
Высокий, могучего сложения раб подошел к Кезону и мрачно улыбнулся.
– Иди уже! Стал тут, как столб на причале.
От него сильно разило луком и пахло морем, что, возможно, и усилило бы эффект свирепости, однако в глубоко посаженных глазах, светлых и чистых, таилось что-то детское, наивное. Такое выражение их Кезон встречал у северных варваров, неукротимых и отважных во время боя, но добродушных и доверчивых в обычной жизни. Рим уже пришел в их мир, неся ему блага цивилизации и переделывая его под себя, но насколько прочным и долговечным окажется это сооружение, нельзя было знать наверняка. Впрочем, глядя на этого великана, пусть и носившего на левом плече клеймо хозяина, Кезон мог с достаточной уверенностью предположить, что в конце концов эти же варвары поглотят сам Рим. Заглотнут – и не подавятся…