Читаем На острие меча полностью

– Вряд ли скифы забыли обиды, которые нанес им бывший царь Боспора Аспург, – высказался и Лукан. – У этих варваров длинная память, и забывать… или прощать… поражения в войне не в их правилах.

Наместник заинтересовался, задержал на нем взгляд – в последние дни его глаза утратили обычный живой блеск и выглядели болезненно-усталыми, – какое-то время он обдумывал услышанное. Наконец ответил:

– Пожалуй, это единственное, на что остается надеяться в нашей ситуации. Но надеяться мало. Надо предпринимать какие-то шаги. Я подумаю над этим…

Лукан был уверен, что Галл не забыл тот разговор и обязательно найдет правильное решение. Тем не менее его так и подмывало улучить удобный момент и расспросить командира о его мыслях по поводу скифов. Но, помня о субординации, он глушил в себе подобные порывы и полностью сосредоточился на выполнении своих непосредственных обязанностей.

Поскольку формирование подразделений было закончено, он счел для себя нелишним присутствовать при ежедневной муштре новобранцев, тем более что у центурионов, имевших за плечами немалый боевой опыт, было чему поучиться. И не только в искусстве рукопашного боя, но и в тактике его ведения.

Растянувшись цепью и прикрываясь щитами, подбадривая себя криками, ауксиларии бежали на воображаемого противника. По команде центуриона замирали, отводили назад руку с легким копьем. Еще команда – и следовал бросок. Копья вонзались в мишени, некоторые пролетали мимо или ложились рядом. Новая команда – и пехота, обнажив мечи, неслась на эти же мишени, чтобы разделаться с ними окончательно. Доски и тюки с соломой нещадно кромсались, в воздух летели щепки, пучки сухой травы. И все это сопровождалось яростными возгласами новоиспеченных воинов.

– Мазилы, на позицию! – орал центурион Сибиус. – Отрабатывать бросок, пока руки не отсохнут. Остальным разбиться на пары. И не халтурить мне! Замечу – сам встану напротив.

По учебному плацу разлетался стук ударяемых друг о друга деревянных мечей, слышалось пыхтение и шарканье ног. Иногда вскрики тех, кто пропустил удар или оступившихся и упавших.

Но наиболее изнурительными были строевые занятия. Командир заставлял новобранцев шагать по полю в полном снаряжении до тех пор, пока с тех не начинал катиться пот и они не падали от усталости. Лукан и сам не раз становился в строй и успел испытать на себе все «прелести» подобных упражнений.

– Запомните, ребята, – наставлял, словно высеченный из скалы, Сибиус, – на марше вам никто не предложит сесть на телегу и прокатиться. Надеяться придется только на свои ноги. Потом будете меня благодарить.

И Лукан ему верил. А еще брал уроки боя на мечах. Уже через месяц таких занятий Сибиус заметил:

– Мне бы больше таких учеников. Теперь я почти спокоен за тебя.

– Почти? – переспросил Гай.

– Настоящий опыт приходит в настоящем сражении. Только так.

– Понятно. Что ж, подождем первого боя.

Сибиус скупо улыбался и возвращался к своим подопечным, а Лукан шел к той части поля, где обучались кавалеристы. Здесь почти всегда можно было найти Марциала. Приятель не только наблюдал, но и принимал участие в поединках всадников, в имитациях атак и хитрых маневрах, с внезапными разворотами или перестройкой в клин. Последний особенно впечатлял. Казалось, что его удара не способен выдержать ни один отряд. Ни пеший, ни конный. Всадники на полном скаку рубили насаженные на шесты тыквы, и Лукан живо представлял, что это слетают с плеч, кувыркаясь в воздухе и разлетаясь на кусочки, головы врагов.

– Как тебе зрелище? – обычно спрашивал его Марциал, подъезжая на своей рыжей кобыле, гарцующей и лоснящейся от пота.

– В прошлый раз твоя спата была проворней, – подшучивал над ним Лукан.

Маний взмахивал длинным кавалерийским мечом, смеялся:

– Ей бы не игрушечные головешки, а настоящие! Ну да придет время.

После учений, если не валились с ног, они заглядывали в «Кентавра». Флакк удивлялся их усердию:

– Вам обоим на этом поле медом намазано, что ли?

Сам он выполнял новое поручение наместника: контролировал подготовку транспортных кораблей к переходу в Таврику, а также следил за качеством заготавливаемых припасов и снаряжения. Короткие зимние дни пролетали стремительно, а сделать предстояло еще многое…

Весенний ветер шумел и подвывал. Края плаща, в который кутался Лукан, раздулись и хлопнули, как парус. Он плотнее запахнул накидку: солнце хоть и светило достаточно ярко, но еще не успело прогреть воздух, и поэтому пришлось основательно утеплиться, даже натянуть подбитые овечьим мехом сапоги. Он приложил ребро ладони к бровям, вглядываясь пристальнее.

Легион двигался к центру долины. В голове длинной, изогнувшейся, как змея, колонны неспешной рысью шел конный отряд. Над головами всадников развевались красные и золотистые штандарты. «Трибуны и их сопровождение», – догадался Лукан и стал вглядываться в ехавших впереди мужчин, пытаясь определить, кто из них командир, но большое расстояние не давало четкой картинки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза