Читаем На острие меча полностью

Так рассуждал Кезон, стоя рядом со своим новым хозяином и с интересом наблюдая за проплывающим за бортом берегом. Ему и впрямь было любопытно то, что открывалось сейчас его взору: плотно застроенные холмы, пересекающие их линии дорог, неподвижно застывшие в гавани корабли, по большей части торговые. Картина была настолько мирной, что сама мысль о грядущей войне казалась нелепой.

– И все это в один день может превратиться в большой факел, – вернул его в реальность Лисандр. Боспорец смотрел на него с хитрым прищуром и явно ждал ответа.

Кезон вздохнул.

– Если ты думаешь, что я желаю этого, то ошибаешься. Глупо и непрактично разрушать то, что создавалось столетиями.

– Конечно, гораздо практичнее осесть там, где уже есть дома, дороги и возделанные поля.

Кезон догадался, куда клонит боспорец, и качнул головой.

– Я не это хотел сказать. Мне претит сама идея разрушения.

В темных глазах Лисандра отразились солнечные блики; он вытянул руку в сторону удаляющегося города.

– Это Тиритака, ближайший к югу от Пантикапея полис. Тут у меня много друзей, и поверь, Гарпаг, никто из них не жаждет пожаров и войн. Мирная торговля и труд во благо общины – этим живут здесь. Впрочем, как и в других городах Боспора.

– И всех беспокоит возможная война с Римом, – закончил его мысль Кезон.

– Да, беспокоит. А как иначе?

– Войны, возможно, не будет вообще.

– Что же ей помешает? Воля богов?

– Боги здесь ничего не решают. Обе стороны договорятся и…

– Не договорятся, – хмыкнув, перебил его Лисандр. – Митридат не отступит, а Рим не потерпит его самоуправства.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что очень скоро все мы станем свидетелями больших перемен.

Оба замолчали, глядя на белые холмы морской пены, скользящие по борту судна. Увлекаемая размеренными толчками весел унирема резво рвалась вперед. При каждом новом гребке ее нос слегка подрагивал, и казалось, что она готова оторваться от водной глади, чтобы в один затяжной скачок достичь желанного берега. Ее неотступно сопровождали чайки, с криками кружившие за кормой и нагло требующие подачки. Одна, особенно смелая, устроилась на скорпионьем жале и, словно надсмотрщик, взирала на гребцов. Ее золотистый, слегка загнутый клюв напомнил Кезону о потерянном в бою за «Олимпию» кинжале. Он обернулся к Лисандру.

– Куда мы плывем, господин?

– В Нимфей, – ответил тот и кивком указал на новую череду построек, облепивших береговой склон.

Мыс Тиритаки остался позади, и корабль устремился в вытянутую бухту другого города. Солнечные лучи обильно поливали утопающие в зелени кипарисов белые домики и возвышавшийся над ними храм, от крыши которого исходил особенный, искрящийся свет. Высокие зубчатые стены закрывали город со стороны суши, но от них не веяло угрозой. Как и в случае с Тиритакой пейзаж вызывал лишь восхищение и чувство бесконечного, убаюкивающего покоя.

Лисандр перехватил восторженный взгляд Кезона и усмехнулся.

<p>Глава 9</p>

Томы, март 45 года н. э.

Лукан стоял на возвышенности, у крепостных стен Том, и вглядывался в раскинувшуюся внизу долину. Неспешно, сотрясая окрестности натужным ревом буцин, в нее втягивался Восьмой легион…

Март выдался на удивление сухой и теплый. Ему предшествовала мягкая и малоснежная зима. Она промелькнула как один день, наполненный единственной архиважной задачей, которую поставил перед своими офицерами Дидий Галл, – укомплектовать и обучить вспомогательные отряды его войска – ауксилариев – до прибытия основных сил. По сути, занимались этими вопросами две группы: Лукан с Марциалом и Флакком, и два центуриона, бившихся рядом с Галлом в Британии и изъявивших желание следовать за своим командиром в Мёзию. Обязанности распределили. Формирование отрядов ауксилариев полностью легло на плечи молодых офицеров, а вот обучением новобранцев занимались исключительно ветераны-центурионы. Варен выполнял при штабе канцелярскую работу, и, судя по всему, его такое положение вещей вполне устраивало.

К середине зимы были полностью набраны четыре когорты легкой пехоты, по пятьсот человек в каждой, и две алы кавалерии. Всего порядка трех тысяч человек, что вполне устраивало наместника, учитывая общую, с легионом, численность корпуса вторжения. Беспокоился он лишь по одному поводу – недостаточное, на его взгляд, количество конницы.

– Если бы я только был уверен, что этого засранца Митридата не поддержат вожди сарматов, – высказался он на совещании штаба, – то не заострял бы на этом внимание. А есть еще скифы, которые, как и сарматы, сражаются верхом. Из Херсонеса мне сообщают, что в настоящее время у варваров с царем Боспора отношения натянутые. Но кто знает, что может посулить им Митридат за их помощь?

– Так может, нам пообещать что-нибудь скифам? – предложил Марциал.

– Возможно, так и следует поступить, – поразмыслив, сказал Галл. – Но для этого нужно время. А у нас его практически нет. Скифы, насколько мне известно, не принимают скорых решений. Митридат же у них под боком, а потому в более выигрышном положении, чем мы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза