На острие победы

– Я, кажется, понял, где он прячется. Шульц, спусти хотя бы пару своих любимчиков, какого черта ты целуешь землю?!

– Заткни свою вонючую пасть, Шварц! Вот вставай и иди вперед, мы посмотрим, каков ты на самом деле.

– Свинья!

– Что-о?

Рвущие поводки псы вновь заголосили, перекрывая лаем острые реплики людей из живой цепочки, разлегшейся вдоль опушки. Один из наиболее смелых парней отряда самообороны Инстербурга вскочил и помчался, не разбирая пути, в тыл за подмогой. Сухой одиночный выстрел свалил бегуна – храбрец вскинул руки, врезался в сосну и кулем осел к ее подножию.

– Проклятье! Черт! Есть еще удальцы-герои? – Шульц сплюнул, наматывая на кулак упругие ремни. – Фальк, Пегас, уймитесь. Фу. Тихо, я сказал!

– Шульц, спускай собак.

– Помолчи-и, бестолочь!

Выстрел одинокого стрелка опрокинул одну из гончих, которая, взвизгнув, завертелась на месте и уткнулась мордой в пучок сочной зеленой травы. Тотчас несколько человек открыли огонь по зарослям в невидимого врага. Другие сильней вжались в землю. Шульц заскрипел зубами, из правого глаза его потекла слезинка, он машинально гладил мертвую собаку пятнистой окраски и что-то бурчал под нос. Что-то нехорошее.

– Шульц, черт тебя подери! Какого лешего ты прикидываешься бревном? Пускай своих псин…

– Чертов ублюдок! Сдохни, – сказал вдруг Шульц и, привстав, начал разматывать клубок поводков.

Пуля из снайперской винтовки навсегда покончила с охотником. Шульц с пробитым горлом пал навзничь, засучил ногами, буравя дерн, но, не отпуская ремни, и через минуту затих. Собаки успокоились, будто поняли ужасную кончину хозяина, одна из худосочных поджарых гончих подползла к нему, положила длинную острую морду на опрокинутую шляпу и заскулила. Два других пса недоуменно смотрели на падшего поводыря и не понимали, что им делать и как вести себя.

– Вот же срань! – послышалось со стороны застывших людей.

Теперь уже ни одного выстрела не раздавалось в сторону зловещего темного леса. Добровольцы из оцепления надолго замерли в лежачем положении, сетуя о своем бедственном положении и нелепых потерях. А еще мечтая срочно вернуться в родные селения и навсегда забыть про кровавые эпизоды сегодняшнего дня.

* * *

– Ловим коле… колеса… уходим на Инстер… на Инстербург, – задыхаясь проговорил Машков, лицо которого стало цвета шелухи березы, к которой он прислонился после изнуряющего бега по пересеченной местности. И хотя бегом это было сложно назвать, скорее ломаным быстрым шагом с частыми падениями и поддержкой Степаныча, но им удалось оторваться от преследования, запутать следы и выйти на западную оконечность массива. Их нагнала и даже опередила Пешкова, тяжело дышавшая под грузом оружия. Она выдвинулась вперед и теперь разглядывала поле с темными полосками лесонасаждений по краям. Где-то там пылила по проселочной дороге грузовая машина.

– Эх, Сережки нет! Он бы сейчас живо придумал и обстряпал это дельце, – шепнула Лиза, наблюдая за передвижением транспорта.

– Чеши наперерез со Степанычем… Я пас. Я тут обожду Серегу, – сержант бессильно опустился на траву и закатил глаза.

– Я? Гм… Есть перехватить грузовик.

Видно было по всему, что радистка волнуется, что ей в диковинку заниматься истинно мужской работой в разведгруппе. То, что раньше выполняли ее товарищи, теперь приходилось взять на себя и справиться с необычным заданием командира. Она сбросила лишний груз, затянула ремень, кивнула ветерану:

– Семен Степанович, вы со мной?

– Приказ командира не обсуждается… девонька. С тобой я. Ща отдышусь малеха. Щас…

Сергачев действительно устал. Он еще никогда столько не бегал по лесам, не волочил раненого, не тащил на плечах военное снаряжение в двадцать кило по пересеченной местности, подгоняемый страшными преследователями. Сказывались возраст, радикулит и отсутствие навыков. А опыт военных действий добровольцем далекой Гражданской войны канул в небытие.

– Пару минут… Лизонька… Я сейчас…

– Нету времени, дорогой вы мой Семен Степанович! Нету-у… Я пошла наперерез, если что, прикройте с фланга по водителю, – Пешкова вскинула автомат, утерла пот с лица и грозно взглянула в сторону уже недалекой машины, – если не захватим грузовик, сержанту… гм… потеряем его. Все… Я пошла.

И она побежала по меже между подсолнуховым и овсяным полями, низко пригибаясь и часто падая, увязая ботинками в переплетении густой травы.

Водитель фургона поздно заметил девушку в непонятной экипировке, с блестящими злыми глазами и автоматом, направленным на него, и резко затормозил. Крик девушки, явно немки, вроде бы немного успокоил солдата, даже опустившего боковое стекло, но вскоре он понял, что заблуждался.

– Что в кузове? – на чистом немецком спросила девушка в перепачканном грязью, защитного цвета комбинезоне и направила ствол «МП-38/40» в лицо водителю.

– Продукты… Обувка, палатки и бидоны с питьем, – запинаясь, пролепетал фриц.

– Выходи.

– Что?

– На выход… Быстро-о!

– Фрау… э-э… Простите, но…

– … Пулю в лоб захотел? Живо наружу!