На островах дракона

И все же слабостью большинства животных остается то, что они всю жизнь верны одному месту, так что охотнику, хорошо знакомому с округой, нетрудно в конце концов найти замеченную дичь. На следующий день я уже шел против ветра по Эдуардовым тропам, держа в одной руке ружье, а другой убирая с пути малейший сучок, чтобы не спугнуть своего противника.

В первый день мне попадаются лишь дикий петух, предок нашей домашней птицы, и пара сорных кур, вспорхнувших с хлопаньем крыльев и шумом, вполне достаточным, чтобы встревожить всех кабанов Лохо Буайя.

Назавтра, продвигаясь с той ясе осторожностью, я замечаю вдруг подозрительное шевеление. На небольшой прогалинке, покрытой травой и кустарником, видны появляющиеся и тут же исчезающие черные мохнатые ручонки. Оправившись от удивления, соображаю, что это всего-навсего стадо макак, поглощенных сбором крохотных сухих плодов и охотящихся за кузнечиками.

Застыв, слежу за этим забавным зрелищем, как вдруг раздается хриплый крик, и все стадо направляется ко мне. Я узнаю многих обезьян, в частности старого самца и двух его помощников, которые верховодят группой.

Они приближаются плечом к плечу ко мне, крича и гримасничая, невольно напоминая толпу людей. Ни с того ни с сего буквально у моих ног все разом останавливаются, и пронзительные вопли сменяет полная тишина. Я совершенно потрясен: обезьяны практически лишены обоняния и не замечают меня, как если бы на моем месте стоял пень!

Я разглядываю их, полузакрыв глаза, чтобы они не заметили движения век. Два крупных самца сидят по обе стороны моих ног и обстоятельно почесываются. Один сидит, наверное, сантиметрах в двадцати от левого башмака и ствола карабина, свисающего у меня с плеча! Чуть дальше вижу двух самок с малышами, прицепившимися к груди. Остальные просто стоят, как солдаты, в ожидании приказа выступать.

Так продолжается несколько минут, во всяком случае мне так кажется. Догадавшись, что обезьяны вряд ли намерены долго рассиживаться, я не могу отказать себе в искушении дотронуться дулом до ближайшего самца, что сидит у моих ног. Однако едва я шевельнулся, он делает огромный скачок с воплем, выражающим весь его ужас при виде того, что предмет, который он принял за дерево, оказался человеческим существом!

Чтобы нагнать на обезьян побольше страху, я принимаюсь громко кричать и топать ногами так, что макаки в панике разлетаются во все стороны. Через мгновение я остаюсь один и хохочу до упаду, а возмущенные взвизгивания, правда с почтительного расстояния, свидетельствуют о том, что четверорукие мои сородичи отнюдь не оценили этой шутки.

Лишь на третий день, тихонько пробираясь вдоль тропы, я натыкаюсь на Эдуарда, вынырнувшего из кустарника в трех шагах впереди. Его удивление так велико, что он, пронзительно хрюкнув, инстинктивно отшатывается, чтобы пропустить меня, но я успеваю вскинуть ружье, и патрон на сей раз не дает осечки: Эдуард падает, убитый в упор.

Кабан оказывается еще больше, чем я думал: весу в нем никак не меньше полутораста килограммов. Оставить его здесь до завтра не может быть и речи: сожрет дракон. Бегу в лагерь, и, хотя уже становится темно, мы больше волокем, чем несем, в лагерь его здоровенную тушу, спотыкаясь о камни и проваливаясь во все ямы.

Конечно, назавтра нечего и думать идти в засаду или вообще заниматься чем-либо посторонним. Весь день посвящен «мясницкой» работе! Прежде всего с Эдуарда тщательно соскребаем щетину, затем снимаем толстый слой сала, тут же режем его на маленькие кубики и топим в двух кастрюлях. Туша делится на части в зависимости от назначения: котлеты, рагу, бульонка, сушеное мясо и т. д.

Петер и Ги решают приготовить окорок, каждый по собственному рецепту — «посмотрим, у кого выйдет лучше». До чего же приятно состязаться в кулинарном искусстве! В лагере разложено несколько костров из зеленых веток, и в течение дня окорока, куски сала и мы сами пропитываемся густым дымом, который вызывает слезы, но необходим, по общему мнению, для предохранения ветчины от порчи. Представляем себе лица наших парижских друзей, воображающих, что мы помираем с голоду на необитаемом острове. Если бы они смогли увидеть эту груду снеди, которую в столичной мясной можно наблюдать лишь перед рождественскими праздниками!

После полудня мы разыскиваем для наших коптилен специальные дрова, чтобы изделия, принимающие постепенно аппетитный золотистый цвет, не пропитались неприятным дымом. Все в восторге от этого дебюта в новой, совершенно незнакомой для нас профессии, и мы совершенно серьезно подумываем использовать приобретенные познания по возвращении к цивилизованной жизни.

— Жаль, выбросили кишки, — вздыхает Ги, — можно было бы сделать колбасу.

Главное теперь — продолжать копчение несколько дней без перерыва. Посему вечером перед сном мы уговариваемся вставать по очереди и поддерживать огонь. Но усталость берет верх над добрыми намерениями, и мы погружаемся в глубокий сон.