Вскоре после полуночи оглушительная возня будит нас, мы вскакиваем из палаток как раз в тот момент, когда последняя собака убегает с куском сала в зубах. Застигнутая врасплох, она выпускает добычу и исчезает в ночи. Кстати, этот кусок — все, что остается от наших кулинарных ухищрений. Пока мы спали, огонь погас и свора диких собак, привлеченных дразнящим запахом, что разнесся по ветру на километры вокруг, потихоньку забралась в лагерь и дочиста разграбила наши коптильни! Если бы не торопливость последней, опрокинувшей сложенные котелки, мы бы даже не проснулись, настолько бесшумным был налет.
Дикие псы этих островов были завезены сюда людьми и лишь впоследствии сделались дикими, как и знаменитые австралийские динго. Рост у них средний, шерсть рыжая и короткая, уши торчком, удлиненная морда и живые глаза. Они встречаются по всему району от Калимантана до Новой Каледонии и Австралии, включая цепь Малых Зондских островов.
По всей вероятности, они были завезены древними малайскими мореплавателями, которые на своих крохотных лодках с балансирами смело отправлялись на огромные расстояния, совершали набеги на Мадагаскар и, быть может, добирались даже до Полинезии (если только полинезийцы сами не достигали малайского района; во всяком случае в исторический период эти народности общались между собой). С тех пор собаки ведут полудикое-полудомашнее существование, но в отличие от других животных ищут всегда соседства с человеком, в чем мы только что убедились на своем горьком опыте.
Голландец-зоолог, с которым я встретился на Яве, просил меня перебить как можно больше диких собак, ибо они уничтожают оленей, нападая главным образом на молодняк. Но я хоть и встречал этих псов на охоте, всегда откладывал свое обещание на потом: уж больно тяжело для меня убить собаку, даже дикую. И правильно поступил, ибо любовь к собакам спасла нас от ужасной трагедии.
Дикие собаки частенько наведываются к приманкам, предназначавшимся дракону. И вот однажды, возвращаясь с охоты и проходя метрах в ста мимо нашего убежища, безусловно пустого в этот полуденный час, я заметил вдруг в траве в нескольких шагах от падали дикую собаку. На солнце явственно выделялись ее торчащие ребра и плоская бедренная мышца.
Вспомнив наставление голландского ученого, я взвел курок карабина, тщательно прицелился ей в бок чуть дальше того, что мне показалось ребром. На таком расстоянии боевым патроном я уложил бы ее на месте. Я уже совсем хотел нажать на спуск, как меня вновь охватили угрызения совести: «Черт с ним, с этим X… (голландским ученым), не стану я стрелять в собаку!» — и со спокойной совестью опустил ружье.
В этот момент «собака» выпрямилась, и я увидел, что это был Ги! С меня ручьем хлынул пот. Движение пальца — и мой товарищ был бы мертв или по крайней мере тяжело ранен, что никак не слаще на этом острове, где единственное средство сообщения с внешним миром — случайные визиты рыбаков!
Как же я мог принять его за собаку? Оказалось, просто: мы все четверо сильно загорели на солнце и наша кожа приобрела цвет хорошо выпеченного черного хлеба, точно такой, как шерсть у диких собак. Ги был без рубашки, и мне были видны лишь его ребра и плечо; потом не удивительно — дикие собаки без конца крутились вокруг приманки, так что было немудрено спутать его плечо с бедром животного. Ошибка моя была простительна, тем более что в этот час товарищи должны были сидеть за столом.
Ги не заметил меня, я тихонько пошел в лагерь, а когда он появился, удивленно осведомился, почему он не был с остальными.
— Пришлось вернуться к приманке: оставил там заглушку объектива, — объяснил он.
Разумеется, он и не подозревал, какой опасности подвергался только что, а я помалкивал. Дело в том, что напряжение внутри нашей группы в то время достигло предела, и по любому пустяшному поводу часто возникали жестокие споры, вызванные, без сомнения, длительной изоляцией и усталостью. Возможно, убей я, к несчастью, или рань Ги, ни Петер, ни Жорж не поверили бы в случайность. И я не ошибся, потому что, когда много времени спустя я рассказал им эту историю в Париже, где мы все вновь были лучшими друзьями, они без колебания ответили:
— Мы бы ни за что не поверили в несчастный случай. Конечно, вряд ли бы мы решили, что это преднамеренное убийство, но в том состоянии это вполне могло сойти за вспышку гнева.
Короче, в лучшем случае я мог бы рассчитывать на смягчающие обстоятельства!
Однако вернемся к нашим окорокам. Собаки так здорово подчистили наши запасы, что мы вновь оказались без мяса и мне опять пришлось отправиться на охоту. Поздно ночью я возвращаюсь на стоянку, и на меня набрасываются с расспросами:
— Куда ты дел Титину?
Приходится признаться, что я потерял Титину, и вытерпеть град упреков. Ведь наша обезьянка Титина — самый главный член экспедиции, и мы все не чаем в ней души. На Флоресе, вскоре после восхождения на вулкан Кели-Муту, двое мальчишек принесли нам на просмоленной бечевке это тщедушное созданьице с едва прикрытой реденькими волосками бледной кожицей, местами в лишаях.