По моему мнению, лучше всего будет использовать клетку-ловушку типа тех, которыми лесные племена в Азии и Африке ловят тигров и пантер. Я припоминаю, кстати, что как раз видел в центре острова бамбуковую рощицу, откуда можно будет взять прекрасный материал для устройства ловушки. И вот несколько дней кряду мы таскаем из рощиц в Лохо Буайя охапки кольев, а среди них встречаются и такие, что достигают четырех метров. Затем приступаем к изготовлению самого «орудия лова» — клетки трех с половиной метров в длину, метра в ширину и столько же в высоту. Дверь делается наподобие гильотины, то есть держится на болтике, от которого отходит нейлоновая леска, соединенная с приманкой.
Клетка, куда вполне мог бы вместиться лев, готова, и мы устанавливаем ее напротив укрытия под любопытным взором старого варана. Приманкой кладем дохлую обезьяну — любимое лакомство наших будущих пленников.
Вновь тянется уже опостылевшее ожидание; чтобы как-то убить время, я пытаюсь одолеть свой учебник официального языка всех народностей Индонезии — «Бахаза Индонезия», происшедшего от древнемалайского. Вдруг Жорж похлопывает меня по плечу: приближается дракон, огромный и толстобрюхий. Мы тотчас же узнаем его: это тот самый, прозванный нами Обжорой. Надо заметить, что он нисколько не старается уберечь фигуру, и мы каждый раз поражаемся, какое количество мяса он успевает съесть. Из чистого любопытства я помечаю у себя в блокноте, что он съел за четыре дня:
И так неделя за неделей. Ничего удивительного, если живот у него раздулся до того, что мы опасаемся за его здоровье. К счастью, после нашего отъезда ему придется надолго сесть на диету, так что, очевидно, он объедается в предвидении черных дней. Ведь, как это ни покажется забавным, до сих пор неизвестно, чем, собственно, питается комодский варан в остальное время, когда редкие экспедиции не балуют его щедрым столом.
Очевидно, в пищу идут олени, кабаны, обезьяны и прочие животные, населяющие остров, но самое интересное, как он поедает их — как падаль или сам охотится на них? Скорее всего, истина кроется где-то посредине. Ясно, что, когда варан находит трупы павших животных, его природа пресмыкающегося, то есть существа пассивного, довольствуется найденным. Но также совершенно ясно, что, когда представляется случай, он нападает на больных и раненых животных, да и на здоровых тоже. А такие случаи должны выпадать довольно часто: ведь варан невидим в высокой траве, и олень, пасущийся на лугу, или макака, гоняющаяся за насекомыми, рискуют угодить ему прямехонько в пасть. Так, голландец А. Хоогерверф, побывавший в 1953 году с тремя учеными на Риндже, рассказывает, как варан поймал обезьяну:
«Никто не видел, каким образом обезьяна попалась дракону. Это произошло незадолго до нашего появления. Внезапно внимание привлек пронзительный визг обезьяньего стада. Обезьяна… по-видимому очень сильная и еще полная жизни, торчала во рту убегавшего ящера. Наше присутствие и все попытки освободить жертву не смогли побудить дракона выпустить добычу. Несмотря на стоявших рядом людей, ящер пожирал обезьяну, хотя та, будучи уже наполовину проглоченной, явственно шевелилась. Прошло минут двадцать, прежде чем этот средних размеров ящер, около двух метров, проглотил обезьяну».
За время наблюдений на Риндже мне тоже случилось видеть, как однажды варан поймал и тут же проглотил крысу, а в другой раз разрывал гнездо сорных кур в поисках птенцов. Да и страх, охватывающий всех без исключения животных острова при виде дракона, доказывает, что он является их кровным врагом.
Но сейчас наш закадычный друг Обжора, зная, что мы призваны заботиться о нем, направляется в предвкушении накрытого стола своим неправдоподобным игрушечным шагом прямо к нашему укрытию. Путь ему преграждает образовавшееся в устье высохшей речки довольно глубокое болото; это> однако, нисколько не смущает его, он с ходу бросается туда и плывет с легкостью крокодила, поджав под себя лапы и с силой ударяя хвостом по воде.