На острове

Жозеф снял с пояса топорик и, взмахнув им, обрушил на массивное тело. По пляжу разнесся хруст крошащегося панциря. Даже в темноте Самуэль различал трещины и видел, как тряслись конечности, которые рубил старик. Закончив, он кивнул Самуэлю:

«Вот теперь давай ты».

«В каком смысле?»

«Нас же двое. Мы осилим двух крабов. Бери-ка того большого, – старик протянул ему топорик, но Самуэль не двинулся с места. – Давай, хорош тупить. Если хочешь жить на острове, учись. Такой порядок. Давай, бери».

Он взял топорик, мокрый, чуть склизкий. Переложил в другую руку и взмахнул раз-другой, приноравливаясь. Затем направился к линявшей самке. Рубанув ее топориком, он почти ничего не услышал и почти не почувствовал сопротивления. Лезвие прошло насквозь, ударившись о песок. Самуэль споткнулся, выпрямился. Крабья мякоть упала, но панцирь продолжал стоять.

Самуэль последовал за стариком обратно в коттедж. Теперь он сам нес фонарь и конечности двух крабов, напоминавшие вязанку мокрых дров.

На кухне он смотрел, как старик принялся вскрывать добычу. Расколов сломанный панцирь руками, он вытаскивал горстями мясо, чистое и белое, и бросал в кастрюлю с кипящей водой на несколько минут, а потом вынимал. Так продолжалось часами, стол был завален пустыми панцирями, а воздух пропах горячим морем.

Глядя на все это, Самуэль почувствовал себя под водой, там, откуда появились эти существа, на огромной глубине, в темных уголках океанского дна, в том затопленном чужом мире, из которого они выбирались на остров поколение за поколением. Проталкиваясь мимо камней и водорослей и всевозможных обломков, упрямо двигая свои тяжелые тела вперед, неуклонно стремясь к одной и той же точке, не менявшейся на протяжении веков. Каким-то крабам, вероятно, было несколько десятков лет. Они внушали ужас своими размерами и силой. Но были при этом великолепны, богоподобны своей властью над временем, морем и сушей.

Несмотря на испытанный трепет, Самуэль, когда его позвали к столу, взял горсть приготовленного мяса и высосал нежную плоть так легко, словно вдохнул воздух. Он никогда не пробовал ничего более нежного. Он потянулся за добавкой, еще не дожевав, облизывая пальцы, и ел, пока не взошло солнце, и заснул, продолжая жевать.

На следующий год он делал это в одиночку и без страха. Так продолжалось в течение четырнадцати лет, и он никогда не брал более необходимого. Но все равно численность крабов сокращалась. С каждым годом их приходило все меньше и меньше, пока однажды не перестали приходить совсем.

В последующие годы он иногда находил на литорали крабов размером не больше ладони. Варил их целиком и вгрызался, чтобы высосать мясо, но на вкус они были как крупный песок, как гнилые водоросли, как морская вода среди камней, нагретая палящим солнцем. Он тосковал по тем чудовищам из прошлого, ждал их, ночами выходил на берег и звал их под луной.

ДВА ЧЕЛОВЕКА СМОТРЕЛИ ТЕЛЕВИЗОР. Предыдущие события были забыты. Не было ни злобы, ни страха, ни ненависти. Самуэль накинул на колени одеяло и положил коричневую подушку. Ему было тепло, удобно и надежно. Утренние боли прошли; голова больше не кружилась. Теперь он чувствовал только довольство. Завернутый в одеяло, рядом с человеком, Самуэль стал клевать носом, веки его отяжелели. Он не спал, слышал фильм и дыхание человека, но перенесся в другое место – в свою однокомнатную квартирку – и держал на коленях маленького сына. Он баюкал Леси, качал его, смотрел, как он моргает и зевает. Вот он, его сын; здесь его ребенок. Маленький мальчик, которого он оставил, так и не услышав его первого слова, так и не увидев, как он ползает и ходит. Тот сын, что все эти долгие годы оставался младенцем и не делал ничего, кроме как моргал и зевал, моргал и зевал.

Самуэль открыл глаза и увидел взрослого Леси, сидевшего рядом с ним на диване. Леси возмужал, пришел к нему, чтобы помочь отцу в старости. Самуэль протянул руку и накрыл руку сына. К горлу подкатил ком. Он захотел что-то сказать. Ему нужно было сказать главные слова своему ребенку. Он сжал руку Леси:

– Спасибо, что ты здесь со мной. Я рад, что ты пришел. Рад, что я больше не один.

Он провел рукавом по щекам, смахнул пальцем слезы с глаз.

– Я рад, что ты пришел, – повторил он.

Его сын улыбнулся, ответил на пожатие его руки. Тогда Леси немного пошевелился, поправил свое положение так, чтобы он мог обнять отца за плечи. Самуэль кивнул, чувствуя, как его снова тянет ко сну довольства и тепла. Он посмотрел на Леси тяжелым взглядом, начал было что-то говорить, но лицо сына расплылось, и Самуэль моргнул, глядя, как черты его лица сливаются с чертами человека. Тем не менее он сказал то, что собирался сказать:

– Мне тебя не хватало.

Человек ничего не ответил. Только резко глянул на него, убрал руку и сел ровнее. Вдруг снаружи донесся птичий крик. Самуэль тут же пришел в себя и понял, что происходит. Оба они вскочили с дивана и направились к выходу. Человек оказался быстрее. Он первым вышел за дверь и устремился к курятнику.