На острове

Кувалду человек взял без спроса в прихожей. Кроме того, надел туфли и широкополую панаму. Шнурки он не завязал, и они волочились, намокшие и испачканные песком. Рядом лежали пять больших булыжников, но тачки нигде не было видно. Неужели он принес их в руках? Самуэль не мог понять, как этот тощий вонючий дикарь сумел сделать за пару часов то, на что у него ушел бы не один день.

Глядя, как он складывает в кучу колотые камни, Самуэль задумался, для чего они ему. Для ремонта изгороди многовато. Даже слишком. Затем Самуэль вспомнил мертвую женщину, вспомнил, что человек нашел ее и принес ему черепаший панцирь. Он решил похоронить ее, скрыть свое преступление, пристроив ее где-нибудь под изгородью. Но даже для этого камней было слишком много. Чтобы скрыть тело – во всяком случае, такое небольшое, – хватило бы и половины этой кучи. Если бы тел было два, тогда другое дело. Самуэль отметил, что камней хватало на два тела.

Он закрыл глаза, и перед ним возник замок без ключа и зловещий палец, чертящий по горлу и касающийся губ. Второе тело будет его, Самуэля. Человек запрет его в коттедже, подождет, пока он лишится сил от голода, а потом перережет глотку. Его кровь зальет поблекший ковер и окрасит песок в черный цвет. После чего он окажется под изгородью вместе с мертвой женщиной. Их тела будут лежать и разлагаться, превращаясь в грязь, и остров впитает грехи человека.

Человек поднял взгляд, сдвинул назад панаму и увидел Самуэля. Он сильно вспотел, но не снимал футболку и джемпер. Вытер пот со лба рукавом. Пот остался на дешевой ткани серым пятном. Человек шагнул к Самуэлю, но остановился, заметив нож. Улыбка застыла у него на губах, и он взял кувалду обеими руками. И двинулся к нему.

Самуэль выставил перед собой руку с ножом, повернув лезвие боком, чтобы было заметнее.

Человек приближался к нему. Он качнул головой в сторону ножа и что-то спросил сильным грубым голосом. Самуэль тоже качнул головой.

– Думаешь, я просто старый дурак, который не знает, что ты задумал? Я тебя знаю. Как облупленного. Этот старый дурак знает, что ты сделал и что задумал сделать. – Он указал ножом на кувалду: – Положь. Остров ты не получишь, так и знай. Положь кувалду. Она не твоя. Тут ничего нет твоего.

Человек стоял и смотрел на Самуэля. Самуэль двинулся вперед.

– Положь кувалду, – сказал он, качнув головой. – Давай, ложи.

Человек крепче сжал ручку кувалды и нахмурился.

– Сказал же, положь. Это земля моя. Ты ее не получишь.

Наконец человек чуть заметно пожал плечами и сделал шаг назад. Он вытянул перед собой кувалду и бросил на землю. Затем поднял руки с открытыми ладонями и отошел еще назад.

Какое-то время они стояли, глядя в глаза друг другу. Под ногами у них кудахтали куры, ковыряясь в грязи. На каменную изгородь опустился баклан, почесал клювом под крылом и улетел.

Человек заговорил спокойным голосом. Руки он держал поднятыми и все так же смотрел в глаза Самуэлю.

– Чего ты там говоришь? Ты же знаешь, я тебя не понимаю. Чего ты говоришь?

Человек шагнул вперед. Самуэль резанул ножом воздух.

– Не подходи. Даже не думай. А то получишь.

Но человек сделал еще один шаг в его сторону, продолжая что-то тихо говорить. Он слегка покачал головой и криво улыбнулся, медленно приближаясь. При каждом его шаге хрустел песок, а следом волочились грязные шнурки. Человек говорил слова, ничего не значившие для Самуэля. Тем не менее они заставили его замешкаться. Он опустил взгляд и переложил нож в другую руку. Облизнул губы, почувствовав вкус пота. Он подумал, что сейчас самый удачный момент сделать выпад и всадить нож в живот человеку. Но понял, что не может этого сделать. Он снова стал тем, кто проявил слабость перед солдатом, тем, кто не смог задушить человека. Вот он, Самуэль. Как есть слабак. Он выронил нож, жалобно вскрикнув, и бросился наутек, к коттеджу. Он бежал, не оглядываясь и не зная, не поднял ли человек нож, не гнался ли за ним.

Он споткнулся на пороге и упал, чувствуя себя распоследним трусом. Он убежал, смылся, спасовав перед убийцей, посягавшим на все, что было у него. Его ждет смерть. Смерть.

Но, упав, он увидел ключ от входной двери. Он лежал на коврике в прихожей. Никто его не брал. Он все время там лежал.

САМУЭЛЬ ПРОЛЕЖАЛ НА ПОЛУ НЕСКОЛЬКО МИНУТ, прежде чем поднялся, опираясь о стену. Он не сильно ушибся, но у него все плыло перед глазами и колено неудобно подвернулось. Он тяжело дышал, привалившись к курткам, висевшим на вешалке. Никто не ставил ему подножку. Это было ясно. Он сам упал. Да и в тот раз – на выходе из маяка – он, возможно, зря грешил на человека. Возможно, у него заплелись ноги? Он остарел; ноги его не слушались. Человек был здесь ни при чем. Самуэль поддался паранойе, заставившей его считать человека преступником без всяких на то оснований. Что плохого он ему сделал? Ничего. По здравом размышлении, Самуэлю не в чем было его обвинить. С какой стати он повесил на него убийство женщины, не говоря об остальном?