На передовой закона. Истории полицейского о том, какова цена вашей безопасности

– Да, я работаю на неполную ставку, но если ты посмотришь, сколько времени я фактически провожу на работе, то не заметишь разницы с офицерами, работающими полный день.

Говоря это, я ухмыляюсь. Никто не спорит.

– Пойми, тогда курс будет пройден впустую, – говорит Дэйв осторожно, словно пытаясь объяснить четырехлетней девочке, что ей нельзя еще одно мороженое. – Ты работаешь неполный день.

Я чувствую прилив ярости. Раздуваю ноздри и чувствую, как под жилетом течет струя горячего пота.

– И что? Я не являюсь ценным членом команды, потому что работаю на неполную ставку?

Я оглядываю присутствующих и встречаюсь взглядом с молодыми девушками-стажерами. Их глаза кажутся равнодушными. Это не их проблемы. Я думаю: «Подождите. Просто подождите».

Никто не отвечает, поэтому я продолжаю:

– На мне можно поставить крест, да? Мне здесь уже не место?

Я знаю, что повышаю голос, но мне уже все равно.

Ты считаешь себя просто частью команды, одной из ребят, но на самом деле это не так. Ты женщина, и тебе не дают об этом забыть.

Все эти годы я молчала. Ты не можешь съесть банан в столовой без комментариев об оральном сексе. Тебя называют «Дорис». Тебя отодвигают на второй план в Хендоне и просят сильно не напиваться, чтобы не спровоцировать ненужное внимание со стороны коллег мужского пола, потому что они не могут контролировать свое поведение. Тебя отталкивают от подозреваемого, которого ты прекрасно удерживаешь, потому что приехали мальчики. Ты терпишь комментарии о главной шлюхе в команде и числе копов, с которыми она переспала. Летом ты слышишь по рации разговоры о легко одетой девушке в офисе. Ты считаешь себя одной из ребят, а потом понимаешь, что это не так, потому что ты не можешь нагнуться в униформе, не услышав замечаний о своей заднице. Ты видишь, что по участку расходятся интимные фотографии бывших подруг полицейских. На тебя сваливают дела детей и жертв изнасилования, потому что это женская работа. Ты сидишь в фургоне и слушаешь звуки жесткого порно, которое кто-то смотрит в передней части автомобиля. При этом ты должна делать вид, что тебя все устраивает. А потом тебе суют это видео в лицо, и ты притворяешься, будто тебе вполне комфортно. Иногда тебе приходится быть единственной женщиной в комнате.

Мои коллеги уставились в стол и ерзают на стульях. Я поднимаюсь, так и не успокоившись.

– Что ж, к черту мои профессиональные стремления. Я просто поставлю карьеру на паузу, потому что работаю неполный день. Не приведи господь мне отбирать курс у тех, кто работает на полную ставку и все тащит на себе. Я права?

Я наконец замолкаю, и, уперев руки в бедра, оглядываю кафе. К счастью, вокруг нас никого нет. Мне почти хочется, чтобы кто-нибудь пошутил про критические дни, чтобы я окончательно со всеми разругалась. Сначала все молчат, а потом я чувствую чью-то теплую руку на плече. Это Энди.

– Все, подруга, давай на этом закончим.

Он снял напряжение за столом, и коллеги начали хихикать. Однако я не в настроении мириться. Я устремляюсь к выходу, затормозив лишь для того, чтобы рявкнуть своему оператору: «Джулия!» Джулия отодвигает стул и бежит за мной. Мы вместе садимся в машину, и я улыбаюсь ей, чтобы разрядить обстановку. В этом нет ее вины.

Стоит воскресное утро, и на улицах тихо. Первые несколько часов мы ездим по вызовам, принятым еще ночью. Мы посещаем ограбленные квартиры и составляем протоколы. Даже во время работы я не могу выбросить из головы тот разговор в кафе. Я понимаю, что этот случай мог бы стать первым, когда мне пришлось бы столкнуться с реальными последствиями сексизма, против которого женщины бессильны.

Когда меня вызывают на дела, в которых участвуют дети, я не могут не думать о сыновьях. Приходится снова и снова напоминать себе, что они в безопасности.

Разумеется, я сталкивалась с сексизмом на протяжении всей карьеры. Я видела его, наблюдала за ним, слушала о нем и, возможно, даже вносила в него свой вклад. Однако никогда я ощущала его. До сегодняшнего дня он обходил меня стороной. Теперь ты еще и мать. Как ты смеешь желать всего и сразу? В двадцать с небольшим лет я, как и молчаливые девушки-стажеры из кафе, думала, что сексизм вполне естественен. Однако сейчас, когда мы ездим по улицам боро, я вцепилась в руль так, что у меня побелели костяшки. Я в ярости. Я злюсь на Службу столичной полиции за то, что она это допускает. Я злюсь на мир, который распределяет людей по категориям и заставляет нас переступать через головы друг друга. А еще мне стыдно. Стыдно, что мне было все равно, пока все это не коснулось непосредственно меня.

На часах почти десять, когда по рации объявляют первый за день срочный вызов:

– Срочный вызов в Веллингтон-Парк. Прохожий обеспокоен поведением пьяного мужчины с двумя маленькими детьми.