На перекрестке миров [СИ]

Чемодан, хоть и был один, оказался непомерно тяжелым. И если с тем, чтобы волочь его по коридору, трудности не возникло, то поднять по лестнице представлялось практически невозможным. В итоге мы с соседкой, раскорячившись на ступенях, словно две престарелые клячи, худо-бедно, но втащили эту тяжесть наверх. А потом еще долго пытались отдышаться, привалившись спиной к каменной стене. Хоть согрелись, и то хорошо. Хотя, чувствую, перенапряжение даст знать о себе завтра — тянущей болью в пояснице и ломотой во всем остальном теле.

Переодевалась я быстро. Все же в комнате было слишком свежо. Каково тут, когда печка не топится, и вовсе страшно представить. Натянула на себя все самое теплое. Плотную нижнюю рубаху. Платье шерстяное. Шерстяные же чулки. Туфли одевать не решилась. Так и осталась в меховых сапогах. Уж что-что, а ноги застужать точно нельзя.

— Если готова, пойдем, — возвестила Анна, длинной палкой раскидывая угли в печке. — И так уже на работу опоздали. Надо поспешить.

— Погоди… На какую еще работу? — я недоуменно уставилась на соседку.

— Ну как же? В ткацкую мастерскую. Тебе Матушка не сказала разве? В утреннее время мы во дворе работаем, скотину кормим. Еще готовим, убираем. А после обеда гобелены изготавливаем на продажу.

— Но… но я не умею ткать…

— Так мы научим. Не переживай, — махнула рукой девушка.

Святая Мать Прародительница, она это похоже серьезно…

Я мотнула головой, не веря в происходящее. Чтобы я, работала? Да они тут точно все с ума посходили!

— Знаешь что… — начала угрожающе, — а проводи-ка ты меня к Матери настоятельнице. Мне побеседовать с ней надо.

— Ой… так это ж в другую сторону совсем, — испуганно пискнула девчушка. — А мы и так сильно опоздали уже. Матушка гневиться будет. Да и нехорошо, остальные работают…

— С Матушкой я как-нибудь сама разберусь, — заявила решительно, чувствуя, как внутри поднимается жгучая волна злости. — А если идти не хочешь, расскажи, как добраться, а я уж как-нибудь сама.

Вооруженная несколько путанными объяснениями, я вышла из кельи и постаралась вспомнить, в какой стороне находится лестница. Ковровая дорожка глушила шаги, а кроме них, казалось, ничто не могло нарушить тишину в коридоре. И я в первый раз обратила внимание, что ни сейчас, ни когда мы с Анной тащили чемодан, нам не встретилось никого на пути. Должно быть, все девушки заняты работой. К тому же, вряд ли здесь много послушниц, ведь редко кто меняет приятную во всех отношениях жизнь аньи на унылое затворничество посреди голой степи. И что они, интересно, в этом находят?

Я фыркнула и, приподняв подол платья, легко сбежала вниз по ступенькам. Отсчитала повороты и, наконец, остановилась перед кабинетом Матери Луизы. Хорошо бы удалось как-то смягчить неприязнь, что старуха наверняка теперь ко мне испытывает.

И, как бы я ни была недовольна ролью послушницы, которую мне тут вменили, старательно растянула губы в вежливой улыбке. Деликатно постучала в деревянную створку. Прислушалась. За дверью было тихо, и я, пожав плечами, постучала еще раз. Анна божилась, что их Матушка в этот час документы у себя разбирает. Мне снова не ответили, и я легонько толкнула дверь. Та тихо скрипнула, и я, заинтригованная, конечно же сунула голову в кабинет.

Мать Луиза, скрестив на груди тощие руки, стояла возле книжного шкафа и прожигала меня ненавидящим взглядом.

— Э… тут открыто, — попыталась объясниться я и снова улыбнулась.

— Знаю, — проскрипела настоятельница и поджала тонкие губы.

— Я стучала.

— Я слышала.

Вот ведь стерва! Неужели, догадалась, кто стоит за дверью? Или это ей доложить успели, что я приду?

— А вас не учили, милочка, что входить без приглашения невежливо?

Я с трудом удержалась, чтоб не скрипнуть зубами от злости и не поинтересоваться в ответ, кто же учил даму не обращать внимания на посетителей. Ладно, нам еще месяц делить одну крышу, да и она, похоже, специально меня подначивает. Не дождется, не куплюсь.

— Ну, раз уж я все равно вошла, — весело сказала я, пытаясь перевести все в шутку, — разрешите передать вам письмо.

Настоятельница попытки примирения оставила без внимания и язвительно усмехнулась:

— Я занята.

Ага, вижу, чем она занята. Вон, на столике чашка дымится. Рядом с корзиночкой печенья. Вкусное, наверное.

— От генерала Эдана, — вежливо, но с нажимом произнесла я и с невозмутимым видом протянула отцово послание.

Селедка поморщилась, но письмо взяла. Прижала бровью монокль и принялась читать. Все же, что ни говорите, быть генеральской дочкой бывает очень удобно. С другой стороны, если бы не папенька, шакала лысого я бы тут оказалась.

Вздохнула поглубже, стараясь прогнать раздражение, и, пока Мать Луиза изучала послание, огляделась. Строгая, скорее, даже аскетичная обстановка. У Рилла кабинет, и тот уютнее будет. А тут — шкаф со стеклянными дверцами, доверху забитый книгами, потертый стол с одиноким чернильным прибором и остатками чаепития, мрачное жерло прокопченного камина да длинная голая скамья вдоль стены. И никаких тебе занавесок на узком окне, больше похожем на бойницу.