На перекрестке

Но хотелось, чтоб налетело и закружило. И унесло. Как с Иринкиным папашкой, только еще лучше. По-другому — извините, но нет. Впустить в свою жизнь мужчину, чтобы был, чтобы деньги приносил, чтобы заботился, чтобы все вокруг заткнулись, — мелковатая цель для меня. Да и какой резон? Если бы мне совершенно нечем было заняться в жизни — другое дело. Но у меня были Иринка, родители, работа, куча друзей — для Просто мужчины там места не было. Только для Того самого единственного.

А он все не появлялся. К тридцати все чаще стала посещать мысль: а может, не судьба? К тридцати трем мысль эта уже прочно обосновалась в моем организме, пустила там корни, собиралась даже цвести и, вероятно, плодоносить — даже подумать страшно, какими бы были эти плоды…

И тут — Павел. На идеал не похож. Внешне еще так-сяк, а внутренне совсем не тот типаж. И врать не надо хотя бы себе, что все его приколы всплыли позже, — правило первых страниц работало и тут, так что все это было видно, конечно, без деталей, но тем не менее. Но! Он готов был подстроиться под идеал. Конечно, ничего подобного сам Павел не говорил, но на нем это было написано крупными буквами. А все так и приседали мне на уши: стань уже рационалисткой, Кэт. И я стала.

Вечный спор: рациональное и эмоциональное. Жизнь — такая штука, которая не дает тебе побежать, поскакать, куда душа просит, и сотворить то, что душа просит. Потому что — о, этих «потому что» может быть тьма-тьмущая. У каждого свои. У меня лично главным «потому что» была Иринка, потом — родители. А в последнее время появилось еще одно — мой возраст. Солидный уже, что там ни говори. Нельзя многое из того, что было можно в двадцать. И нужно делать многое из того, чего не нужно было в двадцать.

И вот я сижу сейчас за моим заваленным маркетинговыми бумагами столом и думаю: а кто, собственно, сказал, что нельзя? И кто сказал, что нужно? И вообще, почему я дала столько власти этому самому «рациональному»? Хочется ему решать, где Иринке учиться, — пожалуйста. Или, к примеру, определять, какой ремонт делать, — на здоровье. Но почему он берется за вопросы, которые ему не по зубам? Какого черта он запустил свои руки в мою личную жизнь? Пардон, «какого черта» — это как раз понятно, я сама ему позволила. Хорошо, тогда изменим форму вопроса: какого черта я это сделала?

Не знаю. Все так поступают. Я, видно, решила не отставать от других. А может, вообще ничего не решала. Просто жила себе и жила, будучи ведома не тем, что хочу, а тем, что надо. Кому надо? Зачем надо?

И с Павлом вышло все не здорово. На самом деле Вика-то тут ни при чем. Вика — лишь повод расстаться с ним, не выглядя при этом стервой. Каюсь, что поделать, но когда первая волна возмущения откатилась, я подумала: это можно использовать.

Чужеродным элементом в моей жизни был этот Павел. И спасибо Вике, что не поленилась — пришла ко мне. А иначе я поддалась бы уговорам «рационального» и вышла бы за Павла замуж. И это обернулось бы полным провалом. Потому что я не тот человек, который сможет счастливо жить в семье, построенной на здравом смысле.

Если я вынуждена терпеть этот здравый смысл, когда работаю или решаю свои хозяйственные проблемы, то могу я позволить себе малюсенькое удовольствие и выставить этот здравый смысл за дверь, когда речь идет о моей женской доле? Или нет? Я прислушалась к себе. Могу. Кто мне помешает? Будут, конечно, зудеть, но если я упрусь, то никто ничего поделать не сможет. А я упрусь. Я уже уперлась и вычеркнула Павла из моей жизни. Следующим шагом… Следующим шагом, вероятнее всего, должно было стать сближение с Дэвидом.

С Дэвидом, который почти признался мне в любви… Да-а, но, наверное, это не в счет. Впрямую ведь не признавался. А я размечталась. Мне показалось, что я ухватила свою птаху счастья. Держу в кулачке, и она вот-вот перестанет вырываться. Но сегодня стало понятно, что вырвалась. А может, я ее и не держала…

— Катерина!

— А? — вздрогнула я.

В дверях стоял шеф.

— Что с тобой? — встревоженно спросил он.

— А что со мной? — смутилась я.

— У тебя перекошенное лицо, — сообщил он, прислоняясь плечом к дверному косяку.

— А… — Я отвела глаза.

— Проблемы?

Я молча кивнула.

— Мужик?

Я опять кивнула.

— Гони его! — приказал шеф. — Мужики не стоят таких переживаний.

Я вздохнула.

— Понятно, — протянул шеф. — Чувства… Ну, тогда что тебе сказать — держись, Катерина.

Я держалась. Прямо начиная с семи часов вечера. С того момента, когда встретилась с Ник на «Маяковке».

— Привет! — закричала она, едва увидев меня, и принялась размахивать над головой какой-то книжкой. — Я здесь, я здесь!

Книжка на поверку оказалась путеводителем по Петербургу. На английском и русском языках.

— Зачем тебе на двух языках? — полюбопытствовала я.

— А названия улиц? — резонно заметила Ник. — Они же на стенах домов написаны по-русски, поэтому надо видеть их в оригинале.

Мудро. У меня вот в Копенгагене не было датской карты, только английская, так я каждый раз мучилась, подбирая маршрут. Благо Дэвид помог — принес карту на датском…

— Идем пить кофе? — спросила я.