— Просто мы однажды крепко забухали, я неделю не ночевала дома. Мать подняла шум, нашли нас «на хате». Я была «вумат», ничего не помню. Очнулась в ментовке, в кармане — двадцать граммов героина. Как он туда пропал, не знаю. Я спьяну подписала какие-то бумаги, потом цифра неизвестным образом превратилась в семьдесят, мне грозил серьезный срок. А поскольку я постоянный житель «дурки», мать быстренько «подсуетилась», подарила подруге иномарку, кстати, ее подруга — главный врач этой больницы, меня признали невменяемой, дали группу и присудили полгода принудительного лечения…
— А говорят, ты уже почти два года лежишь…
— Задержки в ментовке, а надо все оформить официально, — Лена закурила, — жалко одного: пока я здесь лежу, мать лишила меня родительских прав. Теперь долго восстанавливать. Но в тот момент это было необходимо. Иначе, какая же я невменяемая?
— У тебя есть ребенок? — Алекс удивленно подняла брови, — я думала, тебе лет двадцать… Хотя… дурное дело нехитрое.
— Дочка Настя. Я ее в одиннадцатом классе родила. Сейчас ей двенадцать. Дочь не дура, как я. Круглая отличница, между прочим. В музыкальную школу ходит, на фигурное катание, в художку… — на глазах Кошкиной выступили слезы, но она сразу же смахнула их уголком простыни.
— А она к тебе приезжает?
— Нет. Мать не разрешает. Она хочет, чтобы Настена любила и слушалась только ее. Она даже заставила ее мамой называть, а меня Леной.
— Ничего себе! А кто отец, знаешь?
— Ты что меня шлюхой сочла? — Лена, смеясь, толкнула Алекс в плечо, — конечно, знаю. Один бесчестный бизнесмен, который соблазнил девчонку, обещал жениться, а сам оказался женат и разводиться не собирался. Но Насте он помогает. Да она и похожа на него.
— Да, подруга, — грустно усмехнулась Алекс, — печальная у тебя жизнь.
— Ничего, я привыкла, по-другому не умею. Мне бы только узнать имя стукача. Кто меня подставил?
— А ты до сих пор не поняла? — Алекс чуть не поперхнулась, — тебе так и не дошло? Ты не знаешь, кому ты не нужна на свободе?
— Кому? Я никому ничего плохого не делала, никого не предавала, не подставляла…
— Никакая ты не нормальная. Ты дурочка конченая. И я думаю срок твой закончится очень нескоро. А восстанавливать родительские права тебе вряд ли придется.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Да ладно, проехали, — Алекс поняла, что «открыть глаза» Кошкиной ей вряд ли удастся, и постаралась поменять тему разговора, — а я, когда начинает «рвать крышу», зверею. Убить кого-то — это запросто.
— А я думала, ты случайно прикончила того типа…
— Да прям, случайно! В моей жизни случайностей не бывает. В моей жизни все закономерно. К тому же, он был не первым. Просто о других никто не знает. И дождь смыл следы пребывания их на земле… — последние слова Алекс произнесла нараспев с задумчивой улыбкой на лице.
— Ты еще кого-то убила? — Кошкина округлила глаза и даже напряглась от любопытства, — расскажи. Ну, расскажи, пожалуйста.
— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — Алекс, шутя, щелкнула Лену по носу, — когда-нибудь. В другой раз.
— А у тебя ведь были уже «принудиловки»?
— Да. Первая — за кикимору, которую я в реанимацию уложила. А вторая — за разгром в ресторане. Так, мелочи…
Неожиданно громкий храп с посвистыванием прервал их разговор.
— Ох, как меня задолбала эта толстуха, — Алекс приподнялась на кровати.
— Я знаю, что делать, — Кошкина с лукавой улыбкой стянула со спинки кровати большое махровое полотенце, подошла к храпунье и накрыла ей лицо. Та начала прерывисто дышать, потом задыхаться, потом похрюкала и успокоилась. Но не прошло и минуты, как бабка снова присвистнула и начала издавать ужасающие звуки. Лена попыталась перевернуть ее.
— Помоги, — обратилась она к Алекс за помощью.
— Ты думаешь, я мамонт? — засмеялась та, — ну, ладно, давай.
Толстая баба никак не хотела переворачиваться. Минут десять ушло на то, чтобы перевалить ее на бок. Но она сразу же перестала храпеть и зачмокала губами. Этот звук терпеть было можно.
— Кстати, — Кошкина хитро прищурилась, — я видела, тебя сегодня забирал дурдомовский Обольститель…
— Ты о гинекологе? Он больной?
— Не-ет, он не больной! Он — молодой муж самой большой начальницы, той самой маминой подруги.
— Заведующей клиникой? — У Алекс открылся рот от удивления, — ничего не понимаю…
— А что тут понимать? Ты видела заведующую клиникой?
— Нет.
— Толстая, уродливая, злая бабища. Старше мужа лет на четырнадцать. А он — все при всем.
— То есть, ты хочешь сказать…
— Не привлекает она его, вот он и балуется с больными. А что? Дурочки все равно никому не скажут. А если и скажут, им никто не поверит. Выбирает, гад, самых симпатичных.
— Неплохо пристроился. А почему он не разведется с женой?
— Да ты что?! Чтобы все потерять? Ты знаешь, какими бабками через эту психушку ворочают?
Ветер завыл в окне так сильно, что женщины вздрогнули от неожиданности.
— Какой у тебя необычный медальон, — вдруг произнесла Лена, — что это за металл? Черный. Я такого никогда не видела.
Алекс замерла. Ей не хотелось об этом говорить. Но Лена уже потеряла интерес к украшению и повернулась к окну.