На перепутье миров

— Меня зовут Александра, — произнесла Алекс и посмотрела вокруг себя, но пленницы испуганно захлопали ресницами и промолчали. Алекс приподнялась, снова поискала глазами Пушкину и не нашла. При таком тусклом освещении рассмотреть каждую из нескольких десятков женщин было трудно.

— Так, и что будет дальше? — Алекс заметила, что научилась разговаривать сама с собой, так ей было спокойнее, — остается надеяться, что после таких очищающих процедур нас вряд ли скормят «зверушке».

Непонятно было, поняли ее или нет, но в глазах рабынь почувствовался интерес к новенькой. Они даже пододвинулись поближе, будто желая найти защиту. И у Алекс появилось желание облегчить жизнь этим страдалицам. Хотя бы заставить их, пусть и грустно, но улыбнуться.

— Ничего, девочки, живы будем — не погибнем. Главное, выдержать то, что нам предстоит. А предстоит нам…

Она развела руки в стороны, огляделась и замолчала. Со всех сторон к ним приближалось множество черномордых верзил. Вид у них был ухоженнее, чем у привычных стражей. Подойдя, гиганты набросились на узниц…

Алекс быстро осознала, что ее насилуют. Грубо, безжалостно. Рядом так же неистово истязали ее подруг по несчастью. На счастье, продолжалось унижение недолго, уже через какое-то время монстры неспешно, с чувством выполненного долга, удалились, а женщины остались лежать на промокших от слез и пота меховых подстилках.

«Фу, какая дикость! — Внутри Алекс все негодовало от омерзения. Хотелось смыть с себя, сбросить эту гадость. Хотелось закрыть глаза и проснуться, — не хочу! Фу! Фу!»

И если другие рабыни лишь беззвучно рвали на себе волосы, то у нее зубы скрипели от злости, руки тряслись в ненависти, хотелось одного: автомат в руки и перестрелять, перебить гадов…

…Беременность проходила на удивление быстро. Плод развивался не по установленным природой законам. Каждый день живот значительно увеличивался в размерах. Ребенок, если его можно было так назвать, внутри нее рос быстро, шумно и навязчиво.

«Здесь детей вынашивают, наверное, как кошки, месяца три,» — горько усмехалась про себя Алекс.

У нее совершенно отсутствовали какие бы то ни были материнские инстинкты. С отвращением трогая живот, она понимала, что там находится не ее «кровиночка», а злобное, безобразное существо.

Помещение, которое выделили женщине, как, наверное, и другим, напоминало убогую келью. Метра три в одну сторону, столько же в другую, ведро, накрытое крышкой — «туалет», и мягкая шкура в углу. Дыра в стене давала немного света и воздуха. Дверь была закрыта еще одной шкурой, выходить за которую у Алекс не было ни сил, ни желания. Кормили, правда, несколько раз в день сытной пищей, напоминающей густую наваристую кашу из смеси разных круп. Ее приносил один из стражников. Молча ставил на пол и уходил. Возвращался через полчаса и забирал пустую посуду, независимо от того, ела женщина или нет. Он же с периодичностью в три дня выносил содержимое «туалета». И раз в неделю затаскивал в келью корытце с водой, чтобы пленница могла ополоснуться.

Алекс сначала отказывалась от еды, но потом стала с аппетитом уплетать все, что приносили. И, похоже, это пошло на пользу. Довольно быстро она поправилась и окрепла. Много спала, пела песни, иногда делала легкую, насколько позволяла фигура, гимнастику для поддержания формы и не готовилась стать мамой, внутренним чутьем чувствуя, что от нее требуется лишь произвести на свет ребенка.

— Интересно, а что будет потом? — иногда задавалась она вопросом, — нас отправят обратно на работу или отдадут на съедение зверю?

То, что женщин могут заставить воспитывать детей, даже не приходило ей в голову. Она — суррогатная мать, не более. Алекс успела заметить, что у великанов черного мира не существовало представительниц женского рода. Во всяком случае, ни разу таковые не мелькнули на ее пути.

«А вдруг я рожу девочку? — Она боялась этого. Хотя и не испытывала материнских чувств к особи, что находилась внутри, но все-таки хотела, чтобы ребенок был живым и здоровым.

…Резкая боль в животе застала врасплох.

— А-а-а! — застонала Алекс. Она знала, что это, но не понимала, что будет дальше. Боль чуть отступила, а через несколько минут нахлынула вновь.

— Как же больно! — не сдержавшись, громко вскрикнула женщина. И тут же в дверях появился надсмотрщик. Он сразу все понял, быстро вошел и стал рядом, сложив руки на груди.

— Ну и что? И что это значит? — корчась от нестерпимых мучений, взглянула на него Алекс, — ты что, будешь просто стоять и брызгать лупетками? Помоги хоть чем-нибудь. А-а-а!

Огромный живот стал колом, и было такое чувство, что внутри кто-то сильный и могучий выпрямился во весь рост и теперь хочет руками разорвать несчастную роженицу пополам.

— Е-мое! — Алекс не знала, что предпринять. Она то садилась, то ложилась, то вскакивала и бегала по угрюмой келье, — Боже, Боже, помоги! Мне больно, очень больно!