На пересечении

Лекарь кивнул, наконец переставав хлопать, и в его глазах Родон заметил неподдельный интерес. Двельтонь ни разу не видел этого пронизывающего блеска, словно Эристель пытался разгадать, что представляют из себя загадочные джинны. Лекарь не сводил взгляда со сцены, с которой медленно исчезали выжженные руны. Разумеется, дело было в магии, безобидной, но при этом при правильном обращении она могла оказаться весьма разрушительной. Создания, что только что развлекали толпу, не были настоящими ифритами, так как эти темные духи развлекают в первую очередь самих себя, например, отрывая любопытные головы. На празднике города выступала труппа актеров, владеющих стихийной магией на достаточно высоком уровне, чтобы сойти за джиннов. Именно поэтому никто не мог отличить их от обычных людей, разыскивая по всему городу в первую очередь духов с воронкой вместо ног.

Эристель предполагал, что эти актеры приехали вместе с ярмарочными торговцами и, скорее всего, поселились на разных постоялых дворах, чтобы не привлекать лишнего внимания. Сам Родон наверняка четко знал, с кем имеет дело, и, быть может, пригласил чужаков лишь для того, чтобы хоть немного потеснить проросшую на своем театральном троне Амбридию Бокл.

Его замысел удался на славу. Матильда с трудом успокаивала рыдающую навзрыд подругу, которая проклинала «фокусников» с такой ненавистью, что те непременно должны были взорваться по-настоящему. Теперь Амбридия была совершенно не уверена в том, как воспримет ее спектакль зритель. То и дело она обращала к Матильде свое заплаканное лицо и причитала о том, что проклятый Родон задумал ее извести.

— Ничего, ничего, я найду на него управу, — сквозь слезы повторяла она. — Я найду способ заставить этого зажравшегося богача не лезть не в свое дело. Клянусь всем, что у меня есть.

Матильда с деланым сочувствием поглаживала ее по плечам, мысленно смеясь над тем, что Джинны собрали со сцены все деньги, не оставив Амбридии даже ломаного медяка. Когда огненные создания попросту исчезли, Большая Ма испытала ужас, что деньги так и останутся лежать на сцене и их соберет следующий выступающий, то бишь Амбридия. Но, к счастью, даже темные духи, коими считала их Матильда, тоже не гнушались копить деньги. И в этот миг женщина испытала к ним искреннюю симпатию.

— Успокойся, Амбри, тебе еще нужно выйти на сцену, чтобы объявить о начале спектакля. Неужели ты хочешь предстать перед зрителем заплаканной? Господин Двельтонь наверняка будет хохотать всю ночь, вспоминая твое опухшее лицо.

Эти слова подействовали, как увесистая оплеуха, отчего Амбридия мрачно уставилась на свою подругу.

— Ты права, Тили. Не хватало мне еще радовать этого феодалишку. Пусть думает обо мне, что хочет, но именно я буду смеяться последней, когда зрители начнут аплодировать. Я закрываю праздник, а это значит, что люди запомнят меня. Я слишком много усилий потратила, чтобы отдать свой триумф каким-то дешевым ярмарочным циркачам. Что там их вспышки да искорки, когда я показываю изнанку этого города. Все, кто пришел сегодня на эту площадь, пришли из-за меня. И я покажу людям то, что они хотят увидеть.

III

Время, чтобы успокоиться, Амбридия все-таки нашла. Вместо того, чтобы объявить первую сценку, она вновь изменила последовательность выступлений, и на помост поднялась Дизира Агль, высокая худосочная женщина в бледно-желтом платье. Цвет ее наряда не был таким вызывающим, как у Амбридии, однако на Дизире он выглядел не менее неудачно. Узкое сухонькое лицо, изрезанное первыми морщинами, выглядело настолько болезненным, что казалось, будто сразу же после выступления госпожа Агль отправится к праотцам. Старая арфа, которую вынесли следом за женщиной, только дополняла изможденный образ своей владелицы, и Арайа бросила взгляд на отца, гадая, видит ли тот ироничное сходство с картиной, что висит в каминном зале замка Двельтонь. На ней художник изобразил молодую девушку, сидевшую в элегантном желтом платье на берегу реки, пальцы которой едва ощутимо касались струн старой арфы.

Именно этот образ Дизира стремилась передать в своем выступлении. Будучи замужем за состоятельным землевладельцем, госпожа Агль не раз гостила в замке вместе со своим супругом, и увиденная картина произвела на нее неизгладимое впечатление. Дизира была удивительно точна в деталях. Жиденькие русые волосы она разделила пробором и позволила им свободно лежать на плечах. На запястье она повязала желтую ленту, на которой были вышиты белые цветы. Но удачнее всего Дизира передала позу. Она села подле арфы и в течение всей игры драматично смотрела в небо, чуть приоткрыв губы, словно ждала, когда праотцы поманят ее к облакам.