На пересечении

— Да… Наверное, — выдохнул Дагль. Он затравленно смотрел на своего начальника, всё еще не в силах поверить в то, что Гамель говорит серьезно. Инхир всегда представлялся ему справедливым человеком, но, видимо, когда дело касалось его должности, моральный компас Гамеля уже был не с такими прямыми стрелками. С одной стороны, начальник стражи рассуждал верно, и картинка складывалась как нельзя четко, но, с другой стороны, можно ли приговаривать людей к смерти на основе подброшенных улик? Нет, конечно, если в семье Окроэ действительно практикуют черную магию, то они непременно должны быть наказаны. Но если эти люди невинны, то подброшенная книга попросту погубит их ни за что.

— Вы можете поручить это кому-нибудь еще? — чуть помявшись, произнес Иклив. — Я никому не скажу о нашем разговоре….

— Ты о нем так и так не скажешь, потому что сделаешь все сам. И в случае чего своей болтовней подставишь нас обоих.

С этими словами Инхир извлек из стола небольшой предмет прямоугольной формы, обернутый в плотную бумагу и перевязанный шерстяной веревкой.

— Только не вздумай распаковывать, а то еще, упаси небо, подцепишь какое-нибудь проклятье и помрешь, — предупредил его начальник стражи, и Даглю ничего не оставалось, как взять книжку и сунуть ее под ткань камзола.

— Тогда я поехал? — неуверенно пробормотал мужчина, всё еще надеясь, что Гамель передумает. Но начальник стражи не передумал.

— Ты мне еще спасибо скажешь, Иклив, — уже мягче произнес он. — То, что мы сейчас делаем, спасет этот несчастный городишко. Вот увидишь. Даже если у меня не будет доказательств, я точно знаю, что прав.

В тот же миг в глазах Дагля отразилось отчаяние, и он тихо прошептал:

— Или пощади нас небо…

V

День Лукио Жикирь не задался с самого начала. Не потому, что нога все еще побаливала, и ступать на нее по-прежнему лишний раз не хотелось, а потому, что его супруга сегодня собиралась заглянуть к доктору Эристелю, чтобы наконец заплатить за его услуги. Консультация у врача стоила недорого, но мазь, которую предоставил лекарь, в эту цену не входила, отчего Матильда с самого утра пребывала в бешенстве. В вопросах денег эта женщина была непреклонна, как скала. А если дело касалось непредвиденных расходов, то в эти минуты Лукио предпочитал и вовсе держаться от нее подальше.

С самого утра Большая Ма ходила по дому, раздраженно поджав губы. Робкое «доброе утро» со стороны мужа она проигнорировала, но тарелку с завтраком швырнула на стол с такой яростью, что она проскользила по поверхности еще добрый метр. В этот миг Лукио в очередной раз проклял себя за то, что вообще согласился на женитьбу. Матильду ему присмотрел отец, считавший своего сына тюфяком, который никогда бы не нашел себе невесту самостоятельно. До брака Тили и впрямь была довольно милой, однако спустя несколько месяцев начала стремительно меняться, причем не в самую приятную сторону. В первую очередь Матильду заботили деньги, и все было бы терпимо, если бы здоровое беспокойство бедняка не превратилось в скупость и даже одержимость.

Когда супруга уже готова была переступить порог и отправиться к доктору Эристелю, Лукио совершил ошибку, задав неосторожный вопрос по поводу стоимости лечебной мази. В тот же миг Матильда набросилась на него, словно разъяренная фурия, потрясая перед его лицом внушительного размера кулаками.

— Все рыбаки как рыбаки, только тебя, непутевого, вечно кто-то кусает! — прошипела она. — На что глаза тебе воткнули в голову, если ты не видишь, когда к тебе кто-то ползет? А теперь лежит, увалень, брюхо свое почесывает вместо того, чтобы работать идти. А мне платить! Платить! Сколько грошей ты домой приносишь, столько и отдаем трактирщикам да целителям.

— Тили, смилуйся, я же не нарочно, — взмолился Лукио, словно испугавшись, что жена вот-вот примется его колотить.

— Не нарочно? Конечно же, нарочно! Бездельник! Дармоед! Висит на шее, как камень, и не сорвешь, не выбросишь! Зачем я вообще за тебя замуж пошла? Лучшие годы жизни отдала, и кому, спрашивается? Жила бы одна припеваючи, хозяйством бы занималась. Хорошо хоть сына в подмастерье сапожнику отправила, лишний рот из дома вытолкала.

Услышав о Райаме, Лукио заметно помрачнел. Мальчику было всего одиннадцать лет, когда Матильда нашла для него «работенку» и отправила невесть куда с заезжим сапожником. Довольный старик даже подарил Большой Ма сандалии, отчего та целую неделю пребывала в преотличнейшем настроении.

Заметив, что муж смиренно затих, Матильда еще раз смерила его испепеляющим взглядом, набросила на себя шаль похуже и направилась к лекарю. Всю дорогу до дома Эристеля она старательно готовила речь, которая заставит доктора проникнуться и хоть немного уменьшить требуемую сумму. Поэтому, когда Эристель открыл дверь, на него уже смотрели полные печали и боли глаза страдалицы.

— О, господин лекарь, — жалобно произнесла Матильда и, шмыгнув носом, поправила проеденную молью шаль. — Я так благодарна вам, что вы спасли жизнь моему несчастному мужу.