На площади и за рекой

Появились самолеты, два самолетика «ПО-2». Они спустились так низко, что можно было видеть смеющиеся лица летчиков. Они пролетели прямо над трубами и рассыпали множество листовок: «С победой, товарищи!». Потом листовки эти стали бросать из окон Дома офицеров, с крыш, а бипланы весь день улетали и возвращались с новыми порциями листовок.

Мы сидели на грязном чудовище, которое кто-то где-то когда-то любовно ковал для того, чтобы всех нас убить, а теперь чудовище было понурым и жалким, со стыдливо опущенной пушкой, а мы сидели на нем для того, чтобы все видеть вокруг, а вокруг было...

Леонид Утесов:

Барон фон дер Пшик
Отведать русский шпик
Давно уж собирался и мечтал...

— Девочки, девочки, ловите старшего лейтенанта! Качать его, качать! Ой, батюшки, сил нет! Ой, умру!..

Клавдия Шульженко:

В запыленной пачке
старых писем
Мне случайно встретилось одно...

— Ребята, а где же Гитлер? Неужели утек? Его убили? Дудки! Его видели в Дублине переодетым. Подводная лодка Гитлера замечена возле острова Гельголанд. Убежал, зараза? Да нет, он отравился...

Марк Бернес:

Рыбачка Соня как-то в мае
Пригнала к берегу баркас...

— Что же теперь будет? Ах, как будет славно! И карточек не будет? И чумары не будет? И толкучки не будет? А что же будет? Будет масло и сыр, вишневое варенье, и будет футбол, Бутусов опять будет ломать штанги, а я поступлю в университет, ах, как будет славно!

«Кто ты, кто ты, кто ты, кто ты? Я солдат девятой роты, тридцать первого полка...», «На позицию девушка провожала бойца...», «Над светлой и чистой любовью моей фашистские псы надругались...», «Путь далекий до Типерери, путь далекий домой...», «Ночь коротка, спят облака, и лежит у меня на погоне незнакомая чья-то рука...», «И вот он снова зазвучал в лесу прифронтовом...», «Над милым порогом качну серебряным тебе крылом...»

Вот идут наши герои, наши кумиры, и не в строю, не печатая шаг, а взявшись под руки, словно девушки, и, смеясь, пехотинцы, артиллеристы, танкисты, все рода войск, идут, бренча орденами и медалями. А вот — о боже! — моряк с гвардейской черно-оранжевой лентой, почти такой же фантастически прекрасный, как наш тихоокеанец — дядя.

Прибежал потерявшийся было Пузо.

— Ребята, за мной, там подполковник всем мороженое дает!

С «Тигра» всех как ветром сдуло, и все — к подполковнику, который медленно двигался в толпе, толкая перед собой тележку. Тележка была закуплена им целиком по «коммерческой» цене, и он угощал всех ребят — всех, любого, без разбора — коричневым кислым мороженым, странным мороженым тех лет, сделанным из невероятно странного молока «суфле».

Я много дал бы за то, чтобы вернуть тот день и особенно тот миг, тот мой восторг, когда над площадью чистым серебром запели фанфары и мы увидели слона. Огромный серый лоб и спина слона плыли над толпой, а на спине стоял мальчик-униформист с трубой. А за слоном горделиво шествовал ученый верблюд. Это был цирк Дурова, гастролировавший тогда в Казани. В полном составе он вышел на улицы, чтобы поздравить горожан.

Впереди на белом коне ехал сам Дуров в гусарском костюме, расшитом золотом. Ментик, кивер, сабля и ташка — все, как полагается. Дуров держал в одной руке знамя, в другой — пылающую трубу. Далее следовал, поводя хоботом, слон. В огромном сердце слона, конечно, бушевал восторг, но он сдерживал себя, слонище, и деловито топал вслед за танцующим крупом лошади. На боках его висели фанерные щиты с надписью «Победа». Подскакивая, мы цапали африканца за бахромчатые уши, и в другое время он, конечно, пресек бы такое нахальство, но не в этот же день, и он дарил нам эти прикосновения так же, как подполковник мороженое.

Корабль пустыни шествовал далее с униформистом между двумя косматыми горбами с такими же, как у слона, фанерными щитами на боках. Трудно, конечно, было ему смахнуть с морды гримасу вечного презрения, но все же в отвислых его губах таилась улыбка.

За верблюдом, вообразите, катила «эмка», на крыше которой сидел леопард. Хищник туповато и вяло поводил желтыми глазами, видимо, слабо разбираясь в обстановке, зато медведи внутри «эмки» вели себя шумно и даже разухабисто, крутили мордами, махали лапами, били друг друга по плечам.

А дальше бежали, бренча и топоча, три упряжки пони в бубенцах и лентах, а в разукрашенных колясках множество было набито всякого зверья, а также там сидели артисты с гармониками и дудками.