— Когда умер мой отец, я был тринадцатилетним мальчонкой. Через несколько дней по деревне прошел слух, что на нашем поле, на пашне у Большого тополя, появляется привидение. Оно приходит в полночь с межевым знаком в руках и бормочет: «Ох, куда мне его поставить? Ох, куда мне его поставить?» В дальнем углу нашего поля сходились границы трех деревень, на что и указывал межевой столб. Тот самый межевой столб и держало в руках привидение: «Ох, куда мне его поставить?» Я решил положить этому конец. В одну весеннюю ночь я пришел на пашню у Большого тополя, улегся на меже под деревьями и стал ждать. Все вокруг было залито таинственным лунным светом, дул легкий ветерок. Прошло некоторое время. Видно, я задремал, потому что, когда открыл глаза, в конце поля стояло привидение с огромным межевым столбом в руках. Я узнал его: это был мой отец, точно такой, как мы его похоронили, — в белой рубахе и портах, только у него успела вырасти небольшая бородка. Он прижимал к себе огромный межевой столб и бормотал жалобным голосом: «Ох, куда мне его поставить? Ох, куда мне его поставить?» Я собрался с духом и закричал: «Поставь его обратно, отец, туда, откуда взял!» Привидение тут же исчезло, а межевой столб остался в поле. Я протер глаза и решил, что все это мне приснилось. Разозлившись, я поплелся домой. Назавтра пошел я туда же сажать картошку и с изумлением обнаружил, что межевой знак стоит не на старом месте, а метра на полтора дальше от борозды, на нашей пашне. Я не оставил так дела, поехал в Дьёр за землемером, чтобы тот обмерил поле у нас и наших соседей. Как выяснилось, отец при жизни распахал чужую полоску земли, что не давало ему покоя и в могиле. Он приходил, чтобы поставить межевой столб на прежнее место.
Дани Мадарас рассказал мне эту историю в присутствии Ференца Мока, секретаря местной парторганизации, который был прежде председателем сельсовета и общественным деятелем с сорок пятого года. Тот слушал его со снисходительной улыбкой, а под конец спросил:
— Дани, а правда ли это? Или дедовские сказки?
Дани укоризненно посмотрел на него:
— Лучше не связываться с мужиком, который спрашивает, правда ли это.
Не странно ли? Спутник и привидение уживаются в одной голове. Но Дани не был странным человеком. Он был, пожалуй, обыкновенным крестьянином. И отличался лишь тем, что прочел много романов народных писателей, но так и не нашел в них героя, похожего на себя.
Его пырнули ножом в трактирной драке. То было в октябре.
Один незаслуженно забытый языкотворец окрестил октябрь «мустяником». Жаль, что в нашем языке не сохранилось этого меткого слова вместо ничего не значащего «октябрь»!
А тогда в октябре было вдоволь не только муста, но и молодого вина. Оно извлекало из сердца песню, а из кармана нож.
Уже целый месяц бастовали крестьяне, причем кооперированные, не единоличники. Трактир был штабом забастовщиков. Трактирщика звали Давидом. Крестьяне бастовали, так как считали, что им мало платят за их труд, то есть за «трудодень» — как говорят в кооперативах. (Читатель, даже если он горожанин, постепенно освоится с этими новыми словами, как за последние пятнадцать лет он освоился со словами: «форинт», «ДСВЖ»[1], «эспрессо»[2], «бар», «хулиган», «нейлон», «социалистический реализм» и так далее.) В тот день председатель ездил в банк за деньгами, но не получил их. «Кредит дают только на капитальное строительство», — заявили ему. Оттуда он поехал в райком партии и сказал, что он так и не сумел наладить работу и неснятый урожай будет гнить на полях. Там вместо помощи председателю предложили отказаться от должности. Тогда он вернулся в свою деревню, пошел прямо в трактир и объявил забастовщикам, что денег нет.
Вот из-за чего его убили.
Из-за этого ли?
Одни считают, что его убили из-за кисти винограда. Другие говорят, что никому не дано быть пророком в своем отечестве. Третьи утверждают: его убили, так как в деревне что ни человек, то сват ему или брат. Некоторые придерживаются противоположного мнения: его, мол, убили, потому что он порвал со своим классом и выступил против него — стал предателем.
Кто ближе к истине? Это выяснится из рассказанной здесь истории. В ней предстанут все, кто находился тогда в трактире.