Из задней комнаты, шаркая остроносыми туфлями без задника, с удивительным для своего возраста и веса проворством выскакивает грузный старик. Чёрные, как угли, глаза подслеповато щурятся, но я более, чем уверен: Мерави всё так же зорок, как и в последнюю нашу встречу.
– О, простите, господин, я…
– Приняли меня за кого-то другого, почтенный?
– Да, служил в лавке один… негодник, вот я и…
– Бывает, – сочувственно пожимаю плечами. – Я не в обиде.
– Вот и славно, господин… – старик запахивает узорчатый мекиль поплотнее. – Чем могу быть полезен?
– Вы – не знаю, почтенный, а вот Ваш хозяин… Я хотел бы с ним переговорить. Это возможно?
– Разумеется, господин! Подождите минутку… – он, кряхтя и прихрамывая, исчезает за занавеской, а я улыбаюсь.
Эх ты, старый лис! Вон, как бежал, когда по привычке хотел обругать своего незадачливого помощника…
Правая рука Заффани – моего тогдашнего нанимателя – толстяк Мерави считал меня совершенно неподходящим для работы, несерьёзным и безответственным юнцом. Я довольно скоро устал доказывать обратное и начал вести себя в полном соответствии с его фантазиями. Только в общении с ним, разумеется… В частности, моё вольное обращение с колокольчиками – предметом гордости всей семьи, поскольку их отливали по заказу ещё прадеда Акамара – раздражало Мерави необыкновенно. Уж не знаю, почему…
– Что Вам угодно, благородный лэрр? – голос, вырвавший меня из забавных воспоминаний, принадлежал именно тому человеку, которого я мечтал, но не надеялся застать в Виллериме.
Со времени достопамятной встречи в трактире Акамар даже слегка помолодел, если таковое возможно: глаза блестят, уголки рта довольно подняты, и образующиеся при этом морщинки ясно говорят об одном: старик счастлив. Интересно, по какой причине? Белоснежный мекиль слегка помят… Забавлялся с наложницей? А что, дедушка ещё ого-го!
– У меня к Вам дело, h’assary. Важное и личное.
Он понимающе кивает и отсылает Мерави прочь, а сам подходит ближе.
– Я Вас слушаю.
– В конце лета Вы путешествовали по Ольмскому тракту, – начинаю издалека. – Останавливались в одном месте для встречи с… покупателем, который желал сохранить свою покупку в тайне. Ваш телохранитель занемог, и Вы упросили некоего молодого человека занять его место… Он был не в восторге, но помог Вам. Помните?
Тёмные щёлочки глаз совсем сжимаются. Левая рука старика медленно тонет в складках мекиля.
– Вы обещали оплатить свой долг, верно? Настало время.
– Кто Вас послал? – Акамар выговаривает слова тщательнее, чем пережёвывают пищу.
– Вообще-то, никто, кроме моей дурной головы.
Рука купца начинает прокладывать путь из вороха ткани наружу, а я, догадываясь, с каким «гостинцем» она предстанет передо мной, нарочито небрежно откидываю полу плаща и демонстрирую старику рукоять висящей за спиной кайры. Движение замирает, но, уверен: сухие пальцы только крепче сжимаются на кривом кинжале.
– Ай-вэй, дедушка! В Вашем возрасте – и в драку лезть… Нехорошо! Никого помоложе не нашлось? А как же прекрасные внучки, которых Вы так охотно прочили мне в жёны? Или они не могут защитить честь семьи лучше, чем её глава? Вот расскажу Юдже, чем Вы забавляетесь: она Вас не похвалит!
Проходит очень долгая минута прежде, чем морщинистые губы шепчут:
– Не может быть… Это… Вы? Но…
– Хотите сказать: мой внешний вид претерпел значительные изменения? Увы, увы… Время не стоит на месте, значит, и нам негоже от него отставать!
Старик беззвучно шевелит губами, но по характерному движению пальцев, будто перебирающих нанизанные на нитку бусины, можно понять: он возносит богам молитву. Благодарственную? Хотелось бы верить…
Пожалуй, поверю: тёмный взгляд Акамара теплеет, как раздутые угли, и раздаётся повелительное:
– Мерави, старый плут! Хватит подслушивать! Живо вели накрыть стол!
– У меня неотложное дело, h’assary… – пытаюсь напомнить о цели своего визита, но радушие купца из Южного Шема беспощадней песчаной бури:
– Даже самые важные дела не стоят удовольствия мудрой беседы за чашечкой taaleh!
– Разве что, за одной… – приходится смириться с участью гостя.
…Разумеется, пришлось поглотить упомянутого бодрящего напитка куда как больше. Хорошо, что Акамар, помня о времени суток, велел заварить «хрустальный» taaleh, но всё равно, я напился на год вперёд. И даже вынужден был дважды встать с низенькой кушетки, с трудом выбравшись из вороха подушек, чтобы… Ну, да речь не об этом.
Обычаи родины моего должника устанавливали непреложное правило: за трапезой можно говорить о чём угодно, кроме дел. Поэтому обсуждалась, преимущественно, погода, непредсказуемая, как женский нрав. Сравнение поздней осени с капризной красавицей, не желающей обнажаться перед законным супругом, навело старика на пристальное внимание к моей скромной персоне. Под оценивающим взглядом тёмных угольков я почувствовал себя неуютно и попробовал сменить тему:
– Каким ветром Вас занесло в Виллерим, дедушка?
– Надеюсь, попутным, – Акамар вынырнул из своих мыслей. – И встретив Вас, молодой человек, я вижу: боги были милостивы к моим старым костям…
– Вы говорили, что уже не водите караваны, – напоминаю.