На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями

Я надеваю необходимую защитную одежду, вхожу в кабинет и спрашиваю пациента о самочувствии. Он отрывает взгляд от смартфона. До начала операции он хочет поговорить по телефону с матерью. К сожалению, он не может с ней связаться, хотя уже полчаса пытается. Я делаю глубокий вдох, регистрирую основные показатели, позволяю ему снова вернуться к телефону. Ему 39 лет, а он должен спросить у матери, может ли доктор сделать ему необходимую, возможно даже жизненно необходимую, операцию. Лучше мне просто промолчать, иначе я рискую писать заявление на увольнение. У меня в кармане вибрирует телефон. Достаю его и вижу, что мне прислал сообщение мой друг Зепп. Личный «триумф». Он побил мой рекорд, быстрее добравшись домой. Мы договорились о правилах игры: 10,5 километров, набор высоты 650 метров на горном велосипеде по щебню и асфальту. Несколько недель я лидировал, а теперь он опередил меня на минуту. Поздравляю, паршивец. Зепп работает в офисе, всегда заканчивает в половине шестого вечера и отдыхает каждые выходные. Даже не представляю, что бы делал в свободное время при столь идеальных обстоятельствах. Мои биоритмы по сравнению с его находятся в плачевном состоянии. Сменный график. Но я не жалуюсь. Хотя, возможно, хотел бы. Но не буду этого делать: это было бы похоже на оправдание. А оправдания никого не интересуют, только рекорды.

Пока я бросаю телефон в карман, из девятого кабинета выходит Жан-Пьер. Внутри на кушетке сидит высокий упитанный 17-летний юноша, рядом стоит полноватая женщина. У мальчика сильные боли в колене после недавней прогулки.

— Это не перелом и не растяжение. Боли — последствия ожирения, — говорит Жан-Пьер. — Я дал ему обезболивающее, которое также имеет противовоспалительное действие, а вон там, пожалуйста, костыли. Я пока закончу писать заключение.

Я киваю и собираюсь идти в помещение, где хранятся материалы, но вовремя возвращаюсь, чтобы сначала направиться в процедурный кабинет.

— Будем взвешиваться или ты знаешь свой вес? — спрашиваю мальчика. Он пожимает плечами и вопросительно смотрит на маму. Еще один. Я чувствую, как у меня сжимаются челюсти. Это плохой знак. Глубокий вдох, Майк. У меня в кармане вибрирует телефон. Я понял, Зепп, ты крут. А теперь позволь мне спокойно поработать.

— Когда мы взвешивались в прошлый раз, — говорит женщина, — он был примерно в моем весе. Около ста двадцати пяти килограммов. Но это, опять же… — мать и сын, задумавшись, синхронно наклоняют головы влево. — Тринадцать месяцев назад.

— Все ясно.

Захожу в помещение-склад материалов, беру пару костылей высокой устойчивости, возвращаюсь к пациенту, устанавливаю костыли с опорой под локоть по росту мальчика и даю ему в руки.

— Они выдерживают до ста пятидесяти килограммов, этого должно быть достаточно.

Мама и сын удивленно смотрят на меня, но у меня нет времени миндальничать. У меня вообще слишком мало времени. Как раз в этот момент снова раздался сигнал с табло поступивших. Потому я прощаюсь и возвращаюсь на медпост. Объявление на экране таково: «М24, аспирация, ШКГ 15, не интубирован».

Молодому человеку в трахею попал посторонний предмет. Судя по состоянию пациента, ситуация грозит стать критичной. Поступит через пять минут.

Я все еще жду сообщений от коллег по поводу изменений в завтрашнем графике — в одну секунду Макс, пожалуй, не встанет на ноги. Но если я сейчас выключу телефон, Зепп не сможет дальше действовать мне на нервы. А это уже очень много значит. Взглянув на экран, я вижу новое сообщение не от Зеппа, а от моей жены. Фотография забавного щенка. Какой-то метис с поникшими ушами, который ищет дом и смотрит на меня так, как будто бы я — его последняя надежда. Под картинкой подпись: «Но он же такой милый… Что думаешь?» и три игривых смайла. Я так не думаю. Она вонзает мне нож в спину. Неделями я объясняю дочери, что о покупке собаки сейчас не может быть и речи. А жена до сих пор не участвовала в этом обсуждении. И я понимаю почему. Ей тяжело отказывать ребенку в искреннем желании заботиться о другом. Но то, что она таким образом переводит стрелки, — это уже слишком.

— Извините.

Я поднимаю глаза. Белокурая женщина, которая оказалась здесь из-за абстинентного синдрома[10], покинула процедурную и теперь стоит по ту сторону стойки.

— Могу я ненадолго выйти покурить? — в доказательство своих намерений она сжимает в руке несколько примятую сигарету.

— Да, конечно, — отвечаю я.

— Спасибо.