Иногда я в шутку спрашиваю начинающих врачей: «Какую награду получают медсестры в отделении неотложной помощи в особенно удачные для нас дни? Что произойдет, если мы будем слаженно действовать как одна команда, всегда в форме и легко управляться с потоками пациентов, чтобы время ожидания не было слишком долгим?» Ответ прост: в качестве награды за хорошую работу мы получим еще больше работы. Это значит, что не бывает времени, когда мы уже позаботились обо всех пациентах и можем расслабиться. Обычно кто-то все еще ждет. И еще кто-то. А когда санитары или сотрудники триажа замечают, что у нас дела идут особенно хорошо, они говорят: «Сегодня быстро справляемся!» Значит, нам отправят еще больше медицинских расходных материалов. Чувствуем ли мы успех в этот момент?
Конечно, но не так однозначно, как хотелось бы. Чтобы понять, в чем заключается наш успех, необходимо под другим углом посмотреть на работу в отделении неотложной помощи. Если доставляют пострадавшего с очень тяжелыми травмами, его обследуют в шоковом зале, оказывают ему первую помощь и переводят в операционную, мы не знаем, выживет ли человек во время предстоящей операции. Однако для команды реаниматологов то, что операция вообще стала возможной, — уже успех.
То же относится и к менее тяжелым случаям. Даже сопровождая большинство пациентов лишь часть пути, мы можем уберечь их от опасности, облегчить боль, стабилизировать их состояние, уменьшить страхи, создать доверительную атмосферу и подсказать дальнейшие действия. Одним словом, многое можно сделать. То, что мы делаем, почти никогда не связано с окончательным успехом терапии, а в основном касается мелких аспектов, собственной роли в бригаде отделения неотложной помощи — и роли всего отделения неотложной помощи в рамках клиники. Будет успехом, если я даже в условиях нехватки времени сохраню хладнокровие в шоковом зале и тем самым внесу свой вклад в успех более сложных процессов. Если сотрудники триажа правильно распределят поступающих, сочетая опыт и интуицию, отделение неотложной помощи таким образом выполнит свою функцию «визитной карточки» клиники. Или если три машины скорой помощи прибудут в течение минуты, а мы ничего не перепутаем.
* * *
Рано утром я сижу с Патриком, хирургом-травматологом, в комнате отдыха. Как это почти всегда бывает в ночную смену, телевизор включен без звука: повторяется фильм 90-х годов с Сильвестром Сталлоне.
Мы с Патриком часто обсуждаем недостатки нашей работы. Он пожаловался на дежурство, во время которого не было времени даже сходить в туалет до трех часов утра — не говоря уже о том, чтобы лечь спать, как изначально предполагалось. А я задумался о том, как совместить трехсменную работу в клинике с обычной семейной жизнью. Мы сошлись на выводе, что после ночной смены иногда приходишь домой совершенно истощенным и не можешь уснуть из-за нарушенного биоритма, поэтому позволяешь себе расслабиться у телевизора и закинуть в себя что-то наполовину съедобное, пока наконец не заснешь, но все равно просыпаешься через несколько часов на диване и еще более измученным, чем раньше.
Сегодня все иначе. В течение дня я все думал об остановке сердца у пожилой женщины в лаборатории катетеризации и о приятном чувстве, что в решающий момент все было сделано правильно.
— Иногда полезно выпускать пар, — говорю я. — Но, возможно, мы просто недостаточно говорим о положительных моментах в целом. Не только друг с другом, но и с посторонними.
— Да, может быть, — отвечает Патрик, глядя в телевизор.
— Скажи, а какие для тебя есть плюсы? — спрашиваю я. — Что тебя мотивирует?
Он несколько секунд размышляет, а Сталлоне в это время ведет бесшумную перестрелку с плохими парнями на крыше многоэтажного здания.
— Это может показаться странным, — наконец говорит Патрик, — но иногда, когда я выхожу с работы…
Он осекается. Сталлоне перебрасывает через перила взрывной волной от гранаты, он срывается вниз. Камера следит за ним до края крыши. Сначала пороховой дым закрывает обзор. Когда его уносит порыв ветра, перед нами предстает герой посреди груды бесчисленных пустых картонных коробок, значительно смягчивших удар от падения.
— Знаешь, — снова начинает Патрик. — У тебя за спиной ночная смена, ты устал. А на улице все только начинается. Открываются магазины, люди идут на работу. Я сажусь на велосипед и возвращаюсь мысленно назад. Перед глазами проходят моменты последних нескольких часов: лица пациентов, сцены из операционной. И я думаю: хорошо, что я был здесь.
Сталлоне открывает глаза. Узнает темные очертания злодеев на краю крыши, вскакивает и находит укрытие за невысокой стеной, прежде чем пули из автоматов успели бы попасть в него.
— Это действительно так, — говорит Патрик. — Но я говорил, что это звучит странно.
Сталлоне перебегает улицу, вслед ему свистят пули, пока он не исчезает на складе.
— Это совсем не странно, — отвечаю я. — На самом деле, я думаю, что трудно выразить это лучше. — Я смотрю на часы над дверью. — Во всяком случае, не в полчетвертого утра.