На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями

Первое, что поразило меня сегодня вечером, когда я переоделся и вошел в отделение неотложной помощи через черный ход, было то, что оно оказалось более заполненным и шумным, чем обычно. Служба скорой помощи только что доставила молодую женщину, теперь сидящую на кушетке с бледным заплаканным лицом и бутылкой в руке. В терапевтическом отделении медсестра надевает защитную одежду: на ее попечении находится потенциально заразный пациент. В отделение травматологии санитары доставили пожилую женщину, у которой подозревается перелом шейки бедра.

— Что касается организации, это пространственное разделение на самом деле является самой важной мерой. Как ты, наверное, уже знаешь, нам каждую ночь доставляют пациентов в состоянии опьянения, но не в таком количестве. И мы должны заботиться о них в дополнение к обычным пациентам. Кроме того, в настоящее время действуют несколько более строгие меры безопасности, — продолжает Энди, когда мы возвращаемся на пост. — Двери открываются с помощью цифрового кода. И ты, наверное, уже видел охрану.

Точно, когда я приехал, мужчина и женщина в черной форме частной службы безопасности стояли в тамбуре между входом в приемное отделение и стоянкой для машин скорой помощи.

— О, а вот и тетрадь для ведения статистики. Мы вносим туда основные данные по всем случаям, связанным с Фольксфестом. Статистика поможет подготовиться к следующему году.

Энди указывает на раскрытую тетрадь в клетку формата А4, лежащую рядом с одним из мониторов за стойкой. Я переворачиваю несколько страниц и просматриваю записи, сделанные разными почерками. Расчерчено четыре столбца: дата, время, возраст и пол человека, причина обращения в отделение неотложной помощи.

В последнем столбце один раз упоминается «вывихнутая ступня», где-то «головокружение, гипотония», но в основном это сокращение «С₂» — для алкоголя, — которое я уже знаю. В некоторых строках я также вижу слово на букву «П», которое не могу сразу расшифровать.

— Драка, — объясняет Энди, заметив мой смущенный взгляд. — Жил-был в Австрии хирург-травматолог. Он всегда спрашивал пациентов с очевидными последствиями физической разборки: «Вы попали в потасовку? Звучит лучше, чем драка, не так ли?»

Внезапно из девятого кабинета раздается громкий нетрезвый голос пациента:

— Эй? Эй! Есть там кто-нибудь? Эй!

Из коридора я вижу мужчину, одетого в кожаные брюки, национальную рубашку, грубые полуботинки и гольфы, залитые кровью из-за травмы нижней части ноги. Открыв рот, мужчина выдал в себе саксонца, несмотря на баварский костюм. Оказывается, ему нужно в туалет. Пока Энди решает, что будет более простым решением в данном случае: бутылочка для мочи или поход в туалет, я замечаю Майка. Войдя в операционную, он тщательно чистит внутреннюю часть щеки мальчика, сидящего на кушетке с широко открытым ртом, тем, что называет «волшебной водой». Мать стоит рядом с сыном, и выражение ее лица каждую секунду меняется между жалостью, беспокойством и ободряющей улыбкой.

— Рана теперь очищена и продезинфицирована, — говорит Майк, закончив. — Думаю этого достаточно. Но хирург-травматолог, конечно, по-прежнему будет наблюдать травму.

Я узнал, что ребенок упал с дивана дома и получил довольно глубокую рану, прикусив щеку. За ним наблюдала няня, пока мама была с друзьями на празднике.

— Я на самом деле не хотела идти, — говорит она, как будто ей нужно оправдаться перед нами. — Но если подруга празднует девичник, я же не могу его отменить, правильно?

Снаружи хромает саксонец в кожаных штанах по пути из туалета.

— Где моя палата? — бормочет он. — Послушайте, молодой человек, я не могу найти свою палату…

Возможно, бутылочка с мочой была бы более разумным решением. «Молодой человек», столкнувшийся с пациентом, — Патрик, дежурный хирург-травматолог. Он отправляет джентльмена обратно в девятую палату, а затем приходит к нам в операционную. После тщательного осмотра полости рта мальчика Патрик сообщает плохую новость:

— Рана очень глубокая. Нужно зашивать.

Процедура не для слабонервных. Пока врач готовит шприц с местным анестетиком, мальчик душераздирающе кричит. Его мать села рядом на диван, разговаривает с сыном, обнимает его снова и снова, так что вскоре он в некоторой степени успокаивается.

Наконец на голову ребенку надевают стерильную хирургическую повязку, которая оставляет открытой только нижнюю половину лица. Так в поле зрения мальчика больше не попадает шприц и хирургические инструменты. Патрик дает обезболивающее, и ребенок снова заливается горькими слезами — звук, вполне способный нарушить даже крепкий сон наших пациентов.

Когда Патрик начинает зашивать рану, мы с Майком выходим, так как в операционную уже ввозят новых пациентов.