Двое коллег уже готовят закваску для ржаного хлеба. Франц Грёбмайер приветствует их быстрым взмахом руки, ответы ограничиваются усталым кивком и тихим бормотанием «Servus»[23]
. В три часа утра нет долгих дискуссий, все согласны.В 3:17 впервые с начала ночной смены в отделении травматологической хирургии ни одного пациента.
Патрик выходит из гипсовой, смотрит на обзорный экран и замечает, что приемная тоже пуста. Но он не настолько оптимистичен, чтобы пойти спать. Поэтому он садится с нами за стойку и рассказывает Майку о турах на горных велосипедах в Словении. Я с интересом прислушиваюсь, но борюсь с тяжелыми веками и почти постоянным желанием зевать.
Есть еще несколько пьяных посетителей фестиваля в терапевтическом блоке. Невролог осматривает женщину с тяжелым позиционным головокружением. Это заболевание вызывается отолитами — небольшими камнями, отделившимися от органа равновесия уха и раздражающими рецепторы движения во внутреннем ухе, что приводит к очень неприятным приступам головокружения.
— С этим нельзя шутить, — говорит Патрик. — У моей девушки такое случилось в прошлом году, когда мы на автобусе путешествовали в Скандинавии. Она чувствовала себя очень плохо, ее даже вырвало. Я знал об этой проблеме из клиники и пытался помочь ей мерами, которые могут устранить позиционное головокружение. В какой-то момент она сказала мне: «Патрик, я думаю, мне нужен врач». Я сказал: «Я врач!» Ее ответ был: «Да, но мне нужен настоящий врач».
Мы с Майком смеемся. Патрик поднимает брови в притворном негодовании:
— Эй, парни! Я по сей день не знаю, что она имела в виду…
Его прерывает сигнал с табло поступления. Наши головы синхронно поворачиваются к большому экрану под потолком. «03:40, М46, предплечье под прессом для хлеба, ШКГ 15, не интубирован».
— Что такое пресс для хлеба?
Мой вопрос остается без ответа. Майк уже идет в операционную, Патрик снимает трубку служебного телефона, на который в данный момент поступает звонок. Это врач, сопровождающий скорую помощь с пациентом в клинику и заранее информирующий Патрика. Во время работы на центральном производстве хлеба «Wimmer» рука пациента попала в машину, порционирующую тесто и в то же время формирующую его вибрирующим движением. Мужчина в сознании, ему дали обезболивающее, кровообращение и дыхание стабильны. Но серьезные травмы кисти и предплечья невозможно осмотреть или вылечить на месте.
Через несколько минут санитары с моей и Майка помощью перемещают Франца Грёбмайера с каталки на кушетку.
Пациент бледен, как мел, и это не только из-за мелкой белой мучной пыли, которая придает его коротким темным волосам серый оттенок. Он выглядит апатичным и явно находится в шоке. Кроме того, изрядная доза обезболивающего, которую врач скорой помощи ввел ему внутривенно, должно быть, затуманивает его сознание.
Правое предплечье господина Грёбмайера покрыто окровавленной тканью. Когда Патрик снимает ее, я заставляю себя не отводить взгляд.
По неестественно искривленной руке легко оценить мощность машины, которую санитары из-за отсутствия более подробной информации назвали «прессом для хлеба», когда докладывали о прибытии. На предплечье, ладони и мизинце больного кровоточащие раны, о глубине которых мне трудно судить.
Майк подталкивает кушетку с пациентом к двери с рентгеном. Когда тяжелые раздвижные двери закрываются, к работе приступает технический ассистент рентгенолога. Ей приходится делать снимки с разных ракурсов, а обстоятельства не облегчают ее работу. Снова и снова стоны Франца Грёбмайера проникают снаружи, а когда рука меняет положение, они становятся леденящим кровь криком. Очевидно, что обезболивающее перестало действовать. Чуть позже я могу взглянуть через плечо Патрика на только что сделанные фотографии. Даже не будучи специалистом, я осознаю серьезность травмы, при которой были частично раздроблены пястные кости Франца Грёбмайера.
— У вас несколько переломов и осколков кости, — объясняет хирург-травматолог пациенту после осмотра руки и тщательного изучения рентгеновских снимков. — Кроме того, имеются довольно глубокие раны, которые также загрязнены остатками теста. Срочно нужна операция. Я уже сообщила старшему врачу по хирургии кисти, и он едет сюда.
Франц Грёбмайер покорно кивает, когда ему сообщают о предстоящей процедуре и возможных осложнениях. Я пытаюсь представить, о чем он сейчас думает. У него есть работа, которую он должен уметь правильно выполнять. Что, если он получит необратимые повреждения?
— У вас серьезная рана, — заключает Патрик. И как будто услышав мои мысли, добавляет: — Но это можно исправить. Мы сделаем все возможное.