На лифте мы едем на цокольный этаж, где рядом с лабораторией и кухней находятся склады медицинских и других изделий. Мы следуем указателям с надписью «прозектура» и через некоторое время подходим к окну. За ним я вижу в данный момент пустую подъездную дорогу. Сверху висит мост, по которому мы гуляли с Джулией. Сбоку двойные двери, через которые двое мужчин выталкивали гробы на улицу. Мы поворачиваем налево и наконец оказываемся перед внушительной серой дверью. Майк открывает ее — это значит, что нужно подождать еще минутку, — входит внутрь и через пару секунд появляется вновь:
— Все в порядке. Заходи!
Моя первая мысль: здесь холодно. Мы проходим по длинному, почти пятиметровому коридору, вот дверь справа, другая — напротив. Майк открывает первую и позволяет мне заглянуть внутрь. Отделка с имитацией под дерево, теплый свет. Еще один зал для прощания.
— Если родственники прибудут только тогда, когда человек окажется уже в прозектуре, — дополняет мои мысли Майк. Затем он ведет меня через дверь в конце коридора. За ней есть большая область, которая кажется мне поразительно знакомой.
Как часто я видел в детективах по телевизору, как комиссар стоял перед такой же стеной из больших металлических квадратов с ручками, пока в конце концов какой-то чудной патологоанатом не тянул за одну из них, вытаскивая известково-белый труп с пулевым отверстием в груди или сине-зелеными следами удушения… Но мы не в кино.
Слева я вижу нечто вроде картотеки, которая соответствует ящикам в стене по количеству и расположению ячеек: четыре в ряд, три друг над другом — в общей сложности двенадцать. Из двух ячеек выглядывает по одному листочку бумаги с именем и датой рождения. Я замечаю, что в нижнем ряду справа находится тело человека, который был всего на 12 лет старше меня. Майк объясняет, что покойный будет находиться в одной из этих ячеек до тех пор, пока его не заберут по поручению родственников или, если их нет, компетентного органа.
Оказавшись в центре прозектуры, мы замолкаем. Это не место для разговоров. Строгость и мощь окружающей обстановки принуждают нас хранить тишину.
То же самое я могу сказать о кладбищах, несмотря на то, что люди и пытаются заглушить обезоруживающее присутствие смерти знаками человеческого тщеславия, например, неприлично дорогими надгробными плитами или даже тщательно ухоженными цветочными композициями.
Здесь нет ничего подобного. Проживал ли больной в шумной трехместной палате или наслаждался пребыванием в роскошных «апартаментах» отделения премиум-класса — ящик, в котором мы заканчиваем, всегда один и тот же. Только этот вывод вызывает в какой-то мере приятные ощущения. Это помещение лишь олицетворяет суровую правду жизни. О скольких еще местах можно это сказать? Через несколько минут я начинаю чувствовать себя неуютно. Любопытство, приведшее меня сюда, внезапно кажется неуместным, как будто я оказался очень близок к границе, которую мне пересекать не положено. Помимо того, с каждой минутой меня все сильнее пронзает холод сквозь тонкую ткань рабочей одежды.
Я прошу Майка вернуться наверх. Он пожимает плечами: «Конечно».
Похоже, можно вынести лишь некую долю правды.
Куки
Когда на табло появилось сообщение о том, что везут 59-летнюю женщину, которую собака укусила за грудь, я нервно сглотнул. Обычно сообщения о тяжелых травмах не выводят из равновесия: мы знаем о них и умеем соблюдать профессиональную дистанцию. Однако в данном случае мне было трудно. Какую трагедию могло скрывать это сухое сообщение? Только представьте, что могла сделать рассвирепевшая бойцовая собака с женской грудью? Я содрогнулся.
По крайней мере, прием отобразился на табло поступления. Это дало нам время собраться, прежде чем прибудет скорая помощь с пациенткой. Я решил обдумать план действий. Какой кабинет окажется наиболее подходящим? Следует ли мне немедленно подготовить реанимацию? При серьезной кровопотере это может быть необходимо. Я посоветовался с хирургом-травматологом. Мы решили сначала доставить пациентку в отделение неотложной хирургии, но при этом закрыть на какое-то время шоковый зал, чтобы оставить себе запасной вариант.
Минуты текли медленно. Каждый раз, когда открывалась автоматическая раздвижная дверь на входе, напряжение возрастало. Они недалеко, скорая не заставит себя ждать. Я напоминал себе, что нельзя сбавлять обороты. В конце концов, у меня были и другие пациенты в травматологии, о которых нужно позаботиться. Накладывая мазевую повязку в девятом кабинете, я услышал наконец взволнованный голос коллеги:
— Майк, пациентка с укусом собаки!
— Сейчас же в операционную! — прокричал я. — Уже иду!
Я быстро закончил последние манипуляции с повязкой и поспешил в коридор. Минуту спустя я уже стоял перед операционной. Помедлив секунду, глубоко вздохнул и вошел.