— Посмотрите на это, черт возьми! Всем плевать на меня. — Пациент, которого мы с Майком с большими усилиями перетащили из кресла-коляски на кушетку в операционной, на самом деле выглядит еще хуже, чем во время эвакуации из автомобиля. Он бледен как смерть, лицо покрыто тонкой пленкой пота, блестящей между ссадинами на лбу и щеках. А лодыжка, кажется, распухла еще больше.
— Жан-Пьер? — Майк зовет хирурга-травматолога, сидящего на своем месте за компьютером перед открытой дверью. — Можешь посмотреть?
Жан-Пьер не колеблется ни секунды. Он знает, что Майк зовет его только тогда, когда это действительно необходимо.
— Добрый вечер, — зайдя в кабинет, он сразу же обращается к пациенту: — Вы сегодня у нас были?
— Эй, можете не разглагольствовать? У меня болит нога.
Жан-Пьер осматривает лодыжку и спрашивает, что случилось. Пациент рассказывает о своем падении с велосипеда. Но все его ответы путаны, иногда противоречивы, перемежаются нытьем и оскорблениями. Жан-Пьер ощупывает, проверяет, что именно болит и насколько подвижны лодыжка и пальцы ног.
— Выглядит не очень хорошо, — говорит он через несколько минут. — Надо сделать рентген, потом посмотрим.
Минуту спустя мы втроем выходим из операционной, Жан-Пьер составляет на компьютере задание для коллег-рентгенологов: «Левая лодыжка, в двух плоскостях».
— Сильный отек, — замечает Майк, когда принтер, вибрируя, начинает печатать.
— Я думаю, потребуется хирургическое вмешательство. — Жан-Пьер кивает. — Но можно будет точно сказать, только когда увидим снимки.
Я помогаю Майку переместить пациента на кушетке из операционной до зоны рентген-обследования. Распечатанное заключение мы отдаем ноющему пациенту в руки.
— Где тот, кто сегодня накладывал мне швы? Он настоящий мастер, он знает свое дело. И он был добр ко мне.
В огромном кабинете с рентгеновскими аппаратами темно и пусто. Скоро появится ассистент рентгенолога и проведет нашего пациента за тяжелую раздвижную дверь. Для нас это означает хотя бы несколько минут отдыха.
— …«Лоразепам» подействовал… утихло возбуждение и рвотный рефлекс… Наконец-то я смогу получить доступ к шее и взять кровь…
Терапевт стоит со Свеньей и старшим врачом. Из-за фонового шума отделения неотложной помощи — стука клавиатуры, поспешных шагов резиновых подошв по линолеуму, звуковых сигналов устройств мониторинга, голоса Жан-Пьера, который бормочет в микрофон задание, — до меня долетают лишь обрывки разговора.
— …Откуда взялась тошнота?
— …Был похожий случай… связанный с употреблением наркотиков в прошлом… не стоит этого исключать.
— …Ждать результатов лабораторных исследований… в больницу…
Я смотрю на экран перед собой: там все еще отображается план загруженности операционных. Не так давно полоса второй операционной поменяла цвет.
Итак, операция у мужчины с двумя ножами в груди окончена. Каков результат? Это не указано, так как обычно не имеет значения для тех, кто пользуется планом. Они хотят узнать, где и когда есть свободный временной интервал, есть ли в настоящее время задержки или отсрочки. Все остальное для краткости опускается.
В воображении у меня вновь возникает образ пропитанного кровью тампона, затем я вижу на полу капли крови: сначала блестящие и живые, а вскоре высохшие, тусклые и мертвые.
«Семейная ссора», — сказал Майк. Это очень банальное слово для совершенно абсурдного события, которое привело к попытке самоубийства. Но я не могу подобрать другого. Отчаяние, гнев, разочарование, кровь — все это заключено в горизонтальной полосе, которая раньше была зеленой, а теперь стала желтой. Она лишь одна из многих, ими заполнен весь экран. У каждого своя история, и слова, которые появляются на табло, иногда дают ключи к сюжету: холецистэктомия, перелом шейки бедренной кости, мастэктомия.
— Оставьте меня в покое! — прорывается голос сквозь полузакрытую дверь операционной. — Говорю тебе, если бы я мог встать, тогда… Ах, забудь. Вот черт!
Рентген подтвердил, что у мужчины с опухшей лодыжкой сложный перелом. Не сказать, чтобы перспектива операции особенно улучшила его настроение. С ним Майк, которому приходится несладко. Принтер рядом со мной выдает заключение врача. Я беру лист и передаю Жан-Пьеру. Он складывает его и кладет в конверт, который передает пациенту с дредами.
— Спасибо за все.
Жан-Пьер пожимает руку пациенту, другая, сломанная рука которого висит перед животом на закрепленной Майком синей повязке. Пациент обменивается парой слов с хирургом-травматологом, а затем, что удивительно, поворачивается ко мне:
— И вам спасибо. С вами я действительно чувствовал себя в надежных руках.