На пороге

– Ну-ну, – сказал я, – лучше я тебя сам убью. А вам большое спасибо за интервью! Вы нам очень помогли. Нет-нет, в самом деле помогли. Мы шли, похоже, по неверному следу. Вы правы, некоторые вещи можно узнать только с возрастом. Самому.

Ингрид поднялась, но на лице крупными буквами все еще написано упрямство и недоверие, что и понятно, женщины консервативнее и менее мобильны.

– Все-таки, – сказала она холодновато, – хотя я, как сказал мой напарник, слегка поколеблена, но не убеждена.

Он поморщился, сказал с укором:

– Простите, а хоть кто-нибудь и когда-нибудь спрашивал у долгожителей, хотят ли они жить еще, скажем, сто лет?

Я подумал, сказал в недоумении:

– А, действительно…

Он понизил голос:

– Хотите, кое-что скажу? Да-да, я спрашивал. Ответы такие, что даже я не решился бы их опубликовать. Потому что все вразрез с общепринятым мнением. Вижу, угадали. Я спросил у одного, дескать, а почему же тогда еще живет, а он ответил: только Господь дает жизнь и только он один имеет право ее забирать. А так бы, дескать, давно бы совершил эвтаназию, хотя ничего не болит и сам в здравом уме и памяти.

– Может быть, – сказал я нерешительно, – он… исключение?

Королькович покачал головой.

– Вы наверняка посмотрели мое досье. Мое финансовое положение и раньше позволяло мне не только вести беззаботный образ жизни, но и ездить по свету. Но, правда, ездил я большей частью на симпозиумы и конференции. Могу показать записи бесед с сорока тремя центаврианами, у вас их называют супердолгожителями. Так вот, все эти перешагнувшие столетний рубеж не желали бы продлевать себе жизнь, будь это в их власти. Все они считают правильным умереть «по законам природы».

Покинув коттеджный поселок, Ингрид погнала машину настолько резко, что не надо быть психоаналитиком, чтобы увидеть, насколько рассержена.

– Отрицательный результат, – пробормотал я, – тоже результат… Правда, это в науке, а в полицейском управлении, как я слышал, ученых вообще вешают?

– Если бы, – ответила она зло. – Тогда был бы мир и покой, а я бы ходила в креолиновом платье с оборками.

– В шкуре, – уточнил я. – Креолин – сознание научной мысли. Ну что, едем в город? Нужно начинать по новой?

– Чего вдруг?

– Он изложил все очень убедительно.

Она в раздражении вся перекосилась, словно превратилась в существо из жидкого металла.

– Ты ему веришь?

– Звучит убедительно, – повторил я. – Так что я принимаю во внимание… Дипломатично? Значит, мне можно в МИД. Жаль, там не поймут мой творческий потенциал, а я могу такое наворотить!.. Но, думаю, он в самом деле не стоит за этой группой.

Она сказала с тоской:

– Не обрезай все нити!

– А еще, – сказал я неумолимо, – придется отбросить и остальные версии насчет…

Я запнулся, она сказала быстро:

– Насчет чего?

– Насчет престарелых миллиардеров, – ответил я. – Не знаю, как тебя, но меня он убедил окончательно.

Она покачала головой.

– А меня не очень…

– Тогда что?

– Будем рассматривать другие варианты, – сказала она. – Он не убедил, но поколебал… Вполне возможно, наш подозреваемый как раз в стадии репродуктивного цикла, когда особенно страшатся смерти, так как инстинкт велит стремительно размножаться.

Я посмотрел на нее с интересом.

– Значит, веришь в то, что он сказал?

– В целом, – отрезала она. – Как в теорию. Что к жизни ни одной ногой!.. Хотя, конечно, исключения могут быть.

– Значит, – ответил я, – на этот раз возьмем возрастную группу помоложе. Как Володарский и сказал, а Толстолюбов и Королькович подтвердили, боязнь погибнуть особенно сильна у тех, кто еще не выполнил, как считает природа, своего предначертания. Теперь именно они, эти не выполнившие, и должны быть у нас под подозрением…

Она кивнула, взгляд ее шарил по карте, неожиданно сказала:

– Смотри, возвращаемся в город мимо Анастачковой.

Я сделал вид, что не понял, подозрительно все время выставлять себя знающим, переспросил:

– Анастачкова? Это кто?

Она объяснила победно:

– У тебя выпадение памяти? Она у тебя в списке под номером пять. Коллега.

Я буркнул:

– Только в нашем Центре Мацанюка трудится пять тысяч научных сотрудников. Я что, всех должен знать?

Она ответила победно:

– А я вот уже знаю, что она хоть у вас уже не работает, но частенько является в лаборатории, интересуется делами, дает некоторые советы. Наверное, дельные, если ее еще пускают.

– И что? – спросил я. – Ах да…

– Значит, – сказала она с подъемом и чуточку кровожадно, – у нее есть тоже доступ… и возможность спереть деньги! Что смотришь? Да, женщины менее криминогенны, чем мужчины, но я, как сторонница равноправия, не сбрасываю ее со счетов!.. Тем более что проедем буквально рядом с ее домиком.

Рядом не получилось, хотя на карте село Васькино совсем возле трассы, но пришлось свернуть на проселочную дорогу и попетлять по узким тропкам, пока не открылся ряд домиков, большей частью заброшенных.

Молодежь сбегает в город, что и понятно, но домик Анастачковой выглядит почти новеньким, хотя старый сад такой огромный, что крыша дома едва-едва выглядывает из-за вершин деревьев.