На пороге

Саша вдруг почувствовал поднимающийся внутри себя прилив отчуждённости, предшествовавший обычно его опыту «новоосознания». Отвыкший язык не хотел поворачиваться, будто весил тонну. Горло, привыкшее к крику, сжалось в предельном усилии.

– Скоро выйду, – выдавил он из себя чужим режущим хрипом и, поискав слова, добавил: – Знаю.

Костя улыбнулся сквозь слёзы и закивал, уводимый матерью.

Врач хмыкнул. Саша закрыл глаза.

Чувство непринадлежности поднималось и опускалось в нём часто в течение недели после прихода гостя, но не доходило едва-едва до какой-то критической отметки. Саша сам точно не знал почему, но с мучительным напряжением пытался вызвать в себе это ощущение, проникнуться, пропитаться им до предела. Ему удалось однажды утром, когда он думал о своём обещании, данном им Косте. В мгновение всё вокруг стало чужим, невоспринятым. Саша вздохнул нервно, прерывчато и попытался заново осознать мир, опасливо вращая глазами. В эту секунду замок щёлкнул, дверь распахнулась, вошли несколько человек с бумагами в руках. Голоса их звучали возбуждённо. Один из голосов звучал испуганно, оправдывался. Сашу отстегнули, помогли подняться. Голова кружилась, он едва мог стоять, но счастливая улыбка, безумнее, чем самые буйные истерики, не сходила с его лица. Всё закончено. Он был прав! Он знал, что так будет. Именно это Саша сказал Костику, когда тот приехал навестить его в санаторий, куда Сашу перевела врачебная комиссия.

– Откуда ты это мог знать? – спросил смутно знакомый Костик с такой знакомой недоверчивостью на физиономии.

– Неважно, – ответил Саша, глядя на него взрослым немигающим взглядом. – Главное, что это работает. Я же тебе говорил, что я – экстрасенс, – он улыбнулся грустно и непонятно.

– Почему ты тогда не знал, что случится с твоими родителями? – ляпнул Костик и тут же зажал рот руками. – Ой… извини…

Саша слегка мотнул головой в знак того, что оговорка приятеля не причинила ему боли:

– Я, наверное, знал или мог бы знать, – и в глазах у него что-то дрогнуло, – но только не прислушался… – закончил он совсем тихо и задумался.

Вопрос этот терзал его самого, как заноза в сердце. Не раз и не два, а сотни Саша представлял себе, как он предвидит то, что должно было произойти в тот день на трассе, бежит туда или едет, успевает вовремя и чудом находит способ предотвратить автокатастрофу. Или же мечтал о том, как в сад санатория, в котором он проводил большую часть дня, заходят его мама и папа – живые и весёлые, и как он бежит к ним навстречу… В эти минуты он начинал чувствовать знакомое отчуждение и порой доводил себя до дрожи в бессознательном усилии. Но переживание никогда не набирало силы, а спадало само, будто натолкнувшись на невидимую стену. И он понимал тогда, что это всего лишь мечта, фантазия.

Костик попрощался с ним шёпотом, чтобы не прерывать его дум, и ушёл, оставив на скамейке подарок – новую чёрную рубашку и чёрные брюки.

Чёрный вздрогнул и потряс головой, выныривая на поверхность настоящего из глубины воспоминаний. И мгновенно почувствовал совсем рядом чьё-то присутствие.

Девушка совершенно промокла. Волосы её, очевидно, каштанового цвета, как можно было судить по более сухим прядям, казались теперь почти чёрными из-за стекавшей по ним воды. В свете фонаря – одинокого, как дерево посреди поля – Чёрный мог разобрать тонкую фигурку, курносое, но очень приятное лицо с аккуратными, почти кукольными чертами. Её тонкие брюки и белая летняя блузка промокли насквозь, прилипая к телу, и совершенно не защищали её от холода. Она заметила его взгляд и отвернулась, нахмурившись ещё больше, что придало её лицу комичное выражение – как у обиженного ребёнка, отказывающего родителям во внимании. Заметив движение, она бросила на Чёрного короткий холодный взгляд из-под длинных ресниц с остатками туши и отрезала звонко:

– Я не знакомлюсь, молодой человек.

– Так же, как я, – сказал Чёрный ровно. – Просто вам сейчас одна вещь будет нужнее.

Она поглядела на протягиваемый зонт, затем оглядела свою до нитки промокшую одежду и заметила с намёком на его недогадливость:

– Вы действительно думаете, что он мне чем-то поможет?

– Подержите, – сухо попросил Чёрный.

Она взглянула на него, как на пса, который поставил грязные лапы ей на колени, пожала плечами и взяла зонт.

Тихонько визгнула молния, Чёрный снял свою кофту-свитер и прежде, чем девушка успела сформулировать возражение, накинул предмет ей на плечи. И пока она застыла в секундной растерянности, он забрал свой зонт из её тонких рук и отошёл.

– Спасибо, – сказала она негромко, кутаясь в тонкую тёплую шерсть кофты в своём углу остановки – там, где крыша была ещё цела.

Улыбка едва тронула его прямые губы, тут же исчезла, и он опять погрузился в задумчивость. Больше не было произнесено ни слова, пока к остановке не подошёл замызганный хромой жёлтый автобус.