– Неправильно?! Так ты чего, – он поправил очки, – будешь меня теперь учить: что правильно, а что неправильно?! Ты смотри, какая правильная нашлась! Может, свои деньги тогда будешь на шмотки тратить? И в салонах красоты спускать по три сотни баксов в день? Ишь, праведница – бомжей мне за мои же деньги будет выгораживать! Я за её честь тут весь город на уши поднял! Тормози!.. – повернулся Фёдоров к водителю. – Мать Тереза наша благая дальше пешком пойдёт, чтоб в одной машине с неправедными не находиться.
Сцена вызвала радостное оживление у прохожих: из резко затормозившей дорогой машины на мокрый тротуар выпала хорошо одетая девушка. Длинный тонкий каблучок на одной из её блестящих туфель подломился.
– Так и надо таким. Ишь, разоделась, – с готовностью прокомментировала происшествие необхватного размера женщина в шерстяном платке. Кудлатая собачка у неё на поводке на секунду перестала трястись от холода и подняла морду на хозяйку. Затем, очевидно, решив, что разрешение получено, отрывисто тявкнула в сторону девушки, поднимавшейся с асфальта.
– Ниче, другого подцепит, долго ли дело. Жить-то на что-то ей надо, – кивнул небритый мужичок в ватнике, державший за руль облезлый велосипед с соскочившей цепью. Цигарка, залипшая в углу его рта, потухла, и он занялся её разжиганием.
Ссохшаяся от старости бабушка с покупками в затёртом пластиковом пакете остановилась совсем рядом с Ланой и, опершись на палку, внимательно её рассматривала. Лана, собиравшая в сумочку вывалившиеся ключи, мелочь и косметику, подняла глаза, спокойно встретив пристальный взгляд.
Старушка пожевала сморщенными губами и с усталостью возраста в голосе произнесла:
– Видать, не по тебе такая жизнь, милая. Иди домой. Мать тебя встретит – всё равно родную, какая б ты ни была…
Старушка застучала палкой дальше. В глазах у Ланы, сдерживавшейся до сих пор, выступили крупные слёзы.
Поездка общественным транспортом через весь город заняла час. Бегом Лана взлетела на пятый этаж. В маленькой квартирке, в которую она вошла, было тепло и уютно. Толстый рыжий кот на банкетке у входа лениво приоткрыл блеснувшие зелёным глаза. Узнав, мурлыкнул и снова уткнул морду в густую шерсть.
– Мама?.. – негромко позвала Лана, на цыпочках входя в спальню.
Мать не спала. Одеяла пошевелились, и она выпростала худую руку:
– Доченька… А я сиделку отпустила сегодня пораньше. Она и так старается… Ты знаешь, она мне про сына опять рассказывала…
Лана устроилась рядом на стуле, прижала её руку, пахнущую лекарствами, к своей щеке и просто слушала материнское воркование. Такое успокаивающее, приятное. Потом, будто вспомнив, спросила:
– Врач был?..
– Ой, да был… Укол сделал, сразу лучше стало. Сказал, уже совсем скоро начну поправляться. Тебе новый рецепт для меня оставил – там на столике в конверте… Доченька, я думаю, не нужно ничего больше покупать, мне ведь и так уже лучше…
– Хорошо, мам. – Лана поднялась, достала сложенный лист из конверта. – Я только посмотрю.
Разумеется, это был не рецепт, а счёт за неделю на 1000 у. е. и результаты последних лабораторных тестов. В конце, как она и просила, врач от руки пометил «2–3 мес.». Лана отвернулась, будто чтобы положить конверт на место, украдкой вытерла глаза.
– Ну, как у тебя дела? – оживилась мать. – Как твоё агентство мод?
– Всё хорошо, мам. – Лана кивнула.
– Ты грустная сегодня, – заметила мать, приподнимаясь на подушках. – А я-то тут заболталась. С начальством нелады? Скажи что?..
– Устала немножко, – она поправила волосы. – Только и всего.
Мать улыбнулась. Лана любила её ещё сильнее за эту улыбку – само понимание и доброта.
– Ты же знаешь, вовсе не нужно мне рассказывать всё. Но, быть может, тебе станет легче, если ты расскажешь что-то.
Лана прикусила губу, наклонила голову, подумала:
– Человека хорошего обидела, мам. Он из-за меня в очень плохом положении оказался.
Мать вгляделась в её лицо, потянулась поправить выбившуюся прядь, но боль остановила её на полпути. Она закашлялась, мягко отстранила руки дочери, сама выпрямилась, опираясь спиной на подушки. Когда она заговорила, голос матери был едва слышен, словно дуновение ветерка.
– Всё проще, чем нам кажется, Лана… Обидела кого несправедливо – исправь. Не можешь исправить – не кори себя попусту, а просто поговори с этим человеком. Быть может, поймёт. А сможет – простит…
Опустившись на колени рядом с кроватью, дочь обняла мать и, закрыв глаза, тихонько глотала слёзы. Как раньше в детстве, Лана почувствовала, что напряжение и свинцовая тяжесть уходят. Будто не было перенесённых обид, не было стыдных поступков, не было диагноза и окончательного приговора, вынесенного матери и небрежно начертанного рукой врача на листке бумаги.
– Забрать заявление нельзя, – отрезал человек в чёрной форме без опознавательных знаков, сидевший за столом в приёмной.
– Почему? – Лана упрямо напрягла губы.