На пороге Белых Врат

— Но пока существуют такие люди, как уважаемый господин Далрей — нам не о чем беспокоиться, Алга: мир будет стоять крепко, — Суахим пригубил вино. — Долгой жизни этому чудаку. И счастливой.

— Мне всегда казалось, у нас впереди море времени… У нас у всех. — Алга одним глотком осушила бокал, но ком в горле стал только больше. — Прости меня. Прости, если сможешь.

— Лучше «Трепету» выйти за Врата до рассвета, — продолжил Суахим, как ни в чем не бывало. — Раз уж ты поручила мне распоряжаться… Второй шлюп на воду!

Немертвые матросы засуетились у лебедки и крепежей. Шлюпув со спящим Мартисом поднялась, нависла над бортом и поползла к воде.

— Суахим.

— Что?

Он отшатнулся, когда Алга шагнула к нему, но она крепко обвила его шею, вдохнула всей грудью соленый, пахнущий смертью воздух, приникла к растрескавшимся, в черных шрамах, губам. На вкус они были, как пропитанная вином бумага. Алга закрыла глаза. Суахим обнимал ее бережно и мягко, будто боясь сломать, и отвернулся сразу, лишь только она позволила.

— Ну, и каково это? — шепотом спросил он, нерешительно и в то же время нетерпеливо. Пахнущее вином дыхание чуть грело висок.

— Ничего особенного, Обнимающий Ветер, — соврала Алга, сдерживая слезы. — Не слишком отличается от того, что было раньше.

— Что говорит камень Врат? Ты ведь плавала сегодня туда…

— Камень смеется, Суахим. Смеется — и ничего больше.

Он промолчал.

— Тот вопрос, который ты задал головастику Мартису. По-твоему, ради чего древние из века в век пытались пробраться за Врата?

— Не знаю, Алга. Может быть, их просто влекло море…

Суахим смотрел куда-то поверх ее плеча, и н сложно было догадаться, о чем он думает. Жизнь в пораженных бичом некромантов поддерживала почва — будь то суша или морское дно — где лежали отторгнутые части останков подвластных им немертвых. Болезнь уже развилась слишком сильно, чтобы Суахим Тарнак мог оставить Белую Бухту и добраться живым до Алракьера. Но искушение окончить жизнь на воде было велико.

— Почему ты не уехал, не попытался спасти себя, пока еще мог? Почему за столько лет сам не написал мне ни строчки? И как только небо терпит таких гордецов! — Алга гладила ладонями его широкую спину, чувствуя через ткань незаживающие раны. Где-то во тьме скрывался берег, неухоженный, но уютный дом. Алракьер мог подождать. Мог. Год, два года? Если судить здраво, два мучительных для обоих года, но по сравнение с минутой — вечность…

— Береги себя, Говорящая-с-Камнем.

Суахим вдруг коснулся на миг, ее губ, рывком отстранился — и в следующую секунду, перемахнув через борт, уже стоял в спущенной на воду шлюпке. Та едва покачнулась. Повинуясь последнему приказу чародея, толстощекий матрос сбросил в шлюпку отвязанный канат.

— Там, где рождается ветер —
Холодное солнце.
В поступи снежных собак
Скрип отпираемой двери,
Там, где холодное солнце.
Через долины и горы
К бликам на листьях опавших…

Сиплый голос чародея с каждым словом набирал силу — и ветер с берега с каждой секундой все уверенней нагонял волну, трепал края свернутых парусов. Десятки раз Алге доводилось слышать песни Стражей, и каждая казалась не похожа на предыдущую; но эта была особенно необычна — и кровь от нее закипала в жилах.

— Суахим! Времени нет, но я все же попробую… — Алга стискивала пустой бокал, не замечая, как мягкое серебро поддается под ее пальцами. — Выжму из твоей посудины все, на что она способна, найду этого клятого Хозяина и заставлю нам помочь… Или отыщу еще какой-нибудь способ… Ты только не делай глупостей. Жди. Постарайся дождаться, слышишь? Суахим!

Суахим Тарнак, не прерывая песни, зажег на носу шлюпки фонарь и махнул рукой: «Слышу». Он улыбался с какой-то веселой обреченностью, но, кажется, готов был ждать. Ей очень хотелось так думать…

— Кх-хех.

Алга вздрогнула, когда немертвый с рубцом от веревки на шее — мужчина по имени Брэл, капитан, привлек ее внимание тихим покашливанием. Команда ждала ее распоряжений.

— Чем отличается повинность от долга? — тихо спросила Алга. — Пытка напрасной надеждой от борьбы?

Немертвые редко вступали в разговоры, если к ним не обращались напрямую. Даже в бухте многие полагали, что некромастера способны обратить в немертвого всякого по своему желанию — и заблуждались. Люди, умирая, возрождались вновь, все, кроме «ал-ар-дарен» — тех, кто не желал принять смерть. Только они, если им случалась встретить мастера до того, как небытие полностью разрушало их дух, связывали себя Клятвой и становились немертвыми. Все называли их просто — «немертвые», но все же они были немертвыми людьми. У каждого из них была на то своя причина — и она редко располагала к пустым разговорам… И к честным разговорам. Суахим когда-то говорил, что неприятие перерождения — та глупость, которой даже он никогда не сделает. Однако Алга сомневалась в его искренности.