На пороге Белых Врат

Алга сжала амулет. Она не приносила клятвы и неспособна была поднять немертвых сама, но управляться со своими подопечными Суахим однажды ее научил — и кристалл сверкнул изнутри, откликаясь на касание ее силы. Немертвая команда ни на миг не оторвалась от дел, но теперь каждый из них знал, кто на судне старше капитана. И она знала каждого из них. Это было неприятное чувство; но куда хуже был скрытый смысл вот так, походя, сказанных слов.

— Лучше выпей со мной. Полдня как глотка пылью забита, — Суахим с показной небрежностью сдвинул маску на затылок. Болезнь почти не изменила некогда красивое лицо: отслоившиеся полосы кожи на щеках были аккуратно подрезаны, губы сохранили свои очертания, и лишь черная с проседью бородка росла неаккуратными клоками, обходя омертвевшие пятна. Иной, переживший оспу, издали выглядел бы хуже. Но там, где с лица отслоилась живая кожа, уже проступала черная вязь клятвы — старинные письмена, которыми при инициации покрывали тело связавшие себя с Порогом.

Оба они знали, что это значило.

— Небо! Я надеялась, осталось хотя бы полдюжины лет, — прошептала Алга, больше не пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Ухмыляющаяся маска притягивала и страшила ее еще со дня приезда в город, с той самой минуты, как она увидела Суахима в кабинете Чендера. Пожалуй, только маска и заставила ее доиграть проедставление до самого конца, не отступая от роли «Оглобли». Всякий раз, намереваясь прямо заговорить с чародеем, избавить его и себя от ожидания, узнать, как он, Алга принуждала себя молчать — предчувствуя, что увидит, желая видеть, но не уверенная в том, сумеет ли это вынести.

— Провались все это, я подозревала, что дело плохо, но надеялась ошибиться…

Суахим покачал головой.

— Год, самое большее, два; но, скорее всего — меньше… Так как насчет вина?

Лишь огромным усилием воли ей удалось вновь овладеть собой.

— Досадно было бы упустить случай выпить на своих похоронах. Бадэйское крепленое найдется?

— Конечно: не так уж много вин, за которые меня чуть не отправили в казематы. Помнишь? — Суахим жестом отдал приказ команде, и отиравшийся неподалеку толстощекий матрос, хоть и не был больше связан с чародеем силой, поспешил в трюм.

— Как не помнить: мне еще тогда пришлось здорово расстараться, чтоб охмурить сержанта: иначе б он ни в жизнь не поверил, что ты в том погребе искал сбежавшего щенка, а не наполнял бурдюки из бочонков.

— Так уж и пришлось: если мне не изменяет память, вы разошлись весьма довольные друг другом.

— Кому уж точно свезло, так это щенку: твой дядька, мир его праху, так до смерти и не дознался, что это не бадэйская гончая, а блохастый отпрыск дворянской породы… Кстати. Спасибо за пекрасные проводы: если серьезно, всегда мечтала о чем-то подобном…

— Я надеялся, что тебе понравится. — Суахим улыбнулся уголками губ. — Фейерверк был виден издали. Я позаботился о том, чтобы повод узнали Чендер с приятелями; уж они-то растреплют по всей бухте. А слухи о том, что как прощальную жертву я затопил «Трепет», разойдутся и того дальше — думаю, этого вполне достаточно, чтобы каждый, кто сомневался в твоей смерти, с сегодняшнего дня уверился в ней.

— Я-то собиралась одолжить у тебя шлюпку и на выходе из Врат взять на абордаж какого-нибудь торговца. — Алга покачала головой. — Что-то внутри говорит мне, что такие подарки — это слишком… Но спасибо тебе еще раз; так, конечно, гораздо проще.

— Не слишком: в самый раз.

Толстощекий матрос явился с запечатанным кувшином и парой серебряных бокалов. Алга через амулет чувствовала его неуверенность — кому услужить первому: старому хозяину или новой, наемной госпоже? Когда-то этот малый был недурным корабельным коком, но буря уравняла его с пьяницей-рулевым и лентяем-капитаном — как и всю команду.

— Пока мастер над ветром на борту — он здесь старший, — приказала Алга, подмечая одновременно радость матроса и неудовольствие Суахима. Дхервы вокруг головы чародея сердито свистели, пока матрос откупоривал бутылку.

— К слову о том сержанте. — Алга разглядывала чародея поверх бокала: Суахим пил маленькими долгими глотками, пытаясь прочувствовать вкус. Должно быть, теперь для него это было непросто, если вообще возможно. — Он сейчас генерал-майор в Викене, и мне еще раз довелось мельком поболтать с ним: Далрей впутал его в свое предприятие.

— Далрей? А-а, припоминаю… Тот смешной парень, который клялся перегнать «Трепет», когда достроит свою чудовищную махину на пару, да? Мы, вроде как, с ним смертельные враги.

— Верно, Далрей Диг. Представь себе: он ее достроил. Она взорвалась, но он построил следующую, затем еще одну, и еще. Последний макет, который я видела, может приводить в движение лодку, хотя до «Трепета» ей пока, как блохе до гончей. Этот смешной парень не знает ничего в точности, но как-то пронюхал, что с тобой неладно. И горюет об этом едва ли не до слез. Для него невыносимо думать, что ты можешь и не увидеть его триумфа.

— Бедолага. А я его едва смог вспомнить. Позор на мои седины, да?

— Еще какой.