На пороге Белых Врат

Команда сворачивала паруса и заряжала пушки: всякий знал, что делать, хотя Суахим даже не притронулся к тяжелой звезде змеиного хрусталя, висевшей на груди. Хорошая команда, отличная команда — лучшая из всех, что ему доводилось собирать… И корабль — немного потрепанный долгой службой, но лучший из всех, что он выводил в море.

«Трепет» лег в дрейф. По обоим бортам матросы подняли сигнальные флажки.

«Наконец-то!» — Суахим подхватил трость и пошел на нос.

— А Оглобля… то есть, этот полуживой… он после этого исчезнет? — канючил тащившийся рядом Мартис. «Оглобля» шел на шаг позади, ничуть не замечая качки.

— Увидишь. Приоткрой рот и ухватись за что-нибудь.

От орудия с поклоном отступил широкоплечий канонир. Суахим невольно усмехнулся. Поклон вышел не слишком-то почтительным: при жизни малый подвизался в команде удачливых головорезов и однажды отправил на дно шлюп самого Обнимающего Ветер. Прежде Суахим иногда задавался вопросом — не этот ли малый пустил ядро, искалечившее ему ногу. Но ответа немертвый не знал. Да и не имело это значения…

Суахим вскинул трость, пробуждая к жизни наложенные часом раньше чары. Огонь никогда не было его сильной стороной — но чародей его ранга слабых сторон позволить себе не мог. На лакированном дереве заплясало зеленоватое пламя.

— Правый борт — огонь!

— Левый борт — огонь!

— На исходную!

«Трепет» сотрясался от отдачи.

— Это называется фейерверк, — крикнул Суахим на ухо оглушенному Мартису.

Грохочущее небо цвело огненными цветами — золотыми, синими, серебряными.

— В добрый путь, Говорящая с Камнем! — Суахим, сплетя вокруг пушки щит из воздуха, загнал пылающую трость в запальное отверстие.

— Правый борт — огонь!

— Левый борт — огонь!

Грохнула носовая пушка; щит, погасив отдачу, рассеялся. В пылающем небе исчезли пепел и осколки — а «Оглобля», сбросив на палубу полуистлевший плащ, с легкостью акробата пробежал по бушприту и, раскинув руки, спрыгну в море. Светлая спина мелькала среди волн в разноцветных всполохах — все реже и все дальше от корабля.

— На исходную!

Три залпа. Алга Мараин, «Говорящая-с-Камнем», занимала третье кресло в Малом Кругу.

Суахим украдкой оглянулся на Мартиса. Тот стоял, едва дыша, вцепившись обеими руками в удерживающие спасательный круг канаты. Головастику явно было нехорошо — но он всеми силами старался не испортить церемонию, и, кажется, проникся ею даже больше, чем стоило ожидать.

— Левый борт — огонь!

— Правый борт — огонь!

Грохот стихал, искры в небе гасли, оставляя после себя едкую пороховую гарь — но и ту ветер сносил к гавани.

— Вот и все, — Суахим подошел к Мартису и положил руку на плечо. — Все закончилось.

— Скажите, мастер… — одними губами прошептал Мартис. Вряд ли он осознавал, что его круглые мальчишеские глаза сейчас влажны от слез. — Почему… так вышло? Это был ее долг… перед Кругом?

— У нас есть только один долг, сынок, — вкрадчиво сказал Суахим, поймав его взгляд. — Только один. — Ступая бесшумно и осторожно, Суахим увлек Мартиса за собой к загодя подготовленной шлюпке. — Долг перед нашей силой, перед людьми… перед самой жизнью. Тот, о котором мы чаще всего забываем.

— Какой, мастер? Долг…

Глаза Мартиса Брана закрывались, но он все еще сопротивлялся гипнозу, неумело, но упорно.

— Долг бороться до конца, — Суахим бережно опустил обмякшее тело в шлюпку на сложенный старый парус. — Отдыхай, головастик. Пусть тебе снится теплое спокойное море.

Мартис задышал глубоко и ровно. Суахим Тарнак выпрямился, размял плечи — все же, весу в мальчишке было немало — и уверенной походкой направился к борту. Обгорелые обломки трости валялись где-то на палубе, и не было больше нужды притворяться хромым, как прежде. Впрочем, ее давно уже не было — так, привычка…

Суахим остановился у перил, в десяти шагах от брошенного на воду каната. И принялся ждать, вглядываясь в темные волны.

«Терпение, Страж, терпение…» — от подвижной черноты воды резало глаза. Шли минуты. Очень долгие минуты. На скалах затихли потревоженные чайки. — «Пожалуйста, Алга… Или ты решила иначе?»

Сперва мелькнувшая вдалеке белая точка показалась ему пенным буруном. Но она приближалась, все быстрее, все ближе — чтобы, наконец, взяться за канат.

— Твои шутки стали жестоки, Говорящая-с-Камнем, — выдохнул Суахим. Подать чародейке руку он не решился. — Я уже начал думать, что ты не вернешься… И весь этот спектакль. Что, если бы новости добрались до меня раньше? Если бы я сразу тебя не узнал?! Эй, полегче! — он не успел отскочить, когда Алга Мараин, взобравшись на палубу, обрушила на него водопад брызг.

— Это тебе за теплый прием, Суахим! Подумать только — велеть мне мыть полы! Не узнать ты меня не мог — ты же не головастик…