Умом Мартис понимал, что задавать подобные вопросы Обнимающему Ветер бессмысленно: Суахим-то здесь причем? Бессмысленно, а, может, и невежливо. Покойная чародейка в письме не обмолвилось о Страже ни словом: вконец издержавшийся и вымотавшийся Мартис, у которого денег даже лодку нанять бы не хватило, сам сообразил, что если кто и поможет выполнить такое дурацкое поручение, так это кто-нибудь из морских чародеев. И рискнул явиться в Адмиралтейство, где и столкнулся с Суахимом. Услышав о смерти «Говорящей-с-Камнем», горя тот не выказал — но, все же, когда-то, по его словам, она была ему подругой. Может, в те времена она не растеряла еще остатки благоразумия… Не полезла бы в пекло, как наивная девчонка, одна — или Мартис в ее глазах вообще ни на что не годился?! — или хоть намек бы оставила, что делать, если не выгорит, кому…
«…кому мстить?!» — Мартис широко распахнутыми глазами уставился на сер-фиолетовую дымку, в которой скрылось солнце. — «Да что за чушь лезет в голову?! Какое мне дело до ее делишек. Но ведь раз я… Раз все так… Я же имею право знать, разве нет?»
Внутри уже который день ворочалась обида. На себя, ввязавшегося во все это, на неизвестно как сгинувшую госпожу-наставницу Алгу, из-за которой он сам — дхервы знают почему, но сам! — превратил свою жизнь в утомительное недоразумение. На буравящего взглядом спину Оглоблю — будто бы он, Мартис, в самом деле наплевал бы на письмо, не приглядывай за ним это чудище! На молчаливого Суахима Тарнака, сочетавшего насмешки с заботой и ведшего себя так, будто все происходит, как должно, и будто бы он сам не стоит на пороге Белых Врат уже не как Страж, но как простой смертный. На треклятую качку, на жару, на усталость, на все, ровным счетом на все, на всю эту бессмыслицу, от которой он давным-давно мечтал куда-нибудь, хоть куда, деться, но почему-то всякий раз поступал иначе….
— Госпоже-наставнице зачем-то же нужно было меня сюда отправить, да, мастер Суахим? — Мартис твердо вознамерился не отставать от чародея, пока не выяснит все, что возможно. — Она была той еще взбал… выдумщицей, простите, но ведь она ничего не делала просто так. Вы должны знать причину, мастер Суахим!
«Вы должны знать, мастер Суахим! А что еще я должен?» — Первый Страж Белых Врат Суахим Тарнак понял, что опять бездумно водит пальцем по краю маски. Головастик Мартис, не переставая канючить, так пристально всматривался в нее, точно не он, Суахим, а эта самая маска должна была ему ответить. Или же он просто-напросто гадал — осталось ли еще что-то там, под маской, и не свалится ли Страж без сил в следующую минуту, оставив бедного головастика наедине с немертвой командой….
Суахим поморщился, досадуя на себя. Подобные оценивающие взгляды мерещились ему отовсюду, и Мартис Бран был в том ничем не повинен. Отощавший крепыш с подвижным лицом, принимавшим каждую минуту выражение то нахальное, то плаксивое, и упрямой искрой в глазах — он нравился Суахиму; явный талант вляпываться в неприятности будил что-то, опасно похожее на ностальгию. Мартису хватило сообразительности сразу же по приезду в город, видом напоминая худших из портовых оборванцев, заявиться в Адмиралтейство, и — одному небу ведомо, как ему это удалось! — попасть на прием к помощнику Второго Стража, Чендеру-«Низвергающему Бурю». Неплохому, в сущности, парню, но — увы! — манеры которого порядком подпортили годы ожидания счастливого дня, когда Обнимающий Ветер, наконец, навсегда сойдет на берег и и Чендер сможет в дополнение к обязанностям Стража надеть почетный знак. Мартис наверняка до сих пор понятия не имел, насколько ему повезло, что Суахим появился прежде, чем Чендер низверг бурю на его большую, но бестолковую голову. Поддразнивать мальчишку было забавно и куда проще, чем выразить приязнь, не боясь показаться глупым сентиментальным стариком. Давно уже минули те годы, когда Суахим Тарнак беспокоился о том, чтобы не выставить себя дураком перед посторонними, но у головастика Мартиса был удивительный талант переставать быть посторонним в считанные часы.
«Вопросы, вопросы… Эх ты, головастик! Мог бы и сам сообразить, если б задумался…» — Суахим, придерживая двумя пальцами трость, оперся на перила рядом с Мартисом. Раздробленная ядром годы назад кость больше не болела; уже давно не болела. Для других он, может быть, и выглядел немощным больным, но сам чувствовал в теле силу и легкость, словно в юности. Приноси разложение боль — терпеть было бы проще, но приходилось терпеть, как есть. Постоянно приходилось что-нибудь терпеть…
— Зачем Алга так поступила, хочешь знать? — Суахим скосил глаза, убеждаясь, что Мартис по-прежнему в состоянии слушать, и указал на багровый треугольный шрам на скуле. — Тогда скажи, где ты заполучил эту безделицу?
— Бездилицу?! — Мальчишка дернулся, будто схлопотал пощечину. — Да стреляй те сволочи, меня б уже и не было на свете, как… — он прокашлялся, и голос его окреп. — Это случилось в Орикане, мастер Суахим. Наместник налог поднял, бунты… Вместе с беженцами через границу прорывались. Тогда и зацепило.