На пороге Белых Врат

Начиналось все неплохо: Мартис рыл землю и таскал камни, аккуратно выбирал из отвалов всякие железки, бережно расчищал специальными щетками напольные узоры-мозаики — одним словам, делал почти привычную работу. Госпожа-наставница Алга вечерами объясняла, что к чему, и в конце каждых десяти дней давала монеты «на расходы»: мелочь, однако за игорным столом порой удавалась недурно ее преумножить. Но однажды на рассвете раскоп тройным кольцом окружила гвардия. А в ночь в подземелье что-то рвануло. Так рвануло, что ближайший дом наполовину ушел под землю, а в мэрии Сырьяжа потрескались все витражи, и Мартис с Алгой загнали три пары лошадей, удирая из города. Чародейка отмалчивалась — мол, я не я, и вина не моя — но, припомнив все рассказы Алги и сложив их с теми крохами, что сумел приметить сам, Мартис понял, что к чему. Что бы такое не выискивала Алга в развалинах — оружие, наверное, что еще могло устроить такой переполох? — делиться с королевским наместником она этим не пожелала. «Нужно выдать ее властям», — в тот же вечер сговорился сам с собой Мартис. — «Заодно в кошеле обещанные монеты появятся». Но на следующий день, когда их с чародейкой догнали гвардейцы, почему-то пустил в ход свои скудные силенки и даже старый кремниевый пистолет, добывая им обоим свободу.

Когда они наконец-то перебрались через границу, Мартис твердо решил — хватит с него, больше никогда! Он найдет надежную работу, снимет пристойную комнатушку у какой-нибудь одинокой бабульки, всласть нагуляется с пышногрудыми красотками, а потом… Но в ближайшем заслуживающем внимания городке — «Бариче» или «Бервиче», дхервы знают, как это местечко следовало называть — тоже нашлись какие-то замшелые развалины. «Чрезвычайно интересно!» — заявила Алга и взялась за своего незадачливого помощника всерьез; он и заметить не успел, как попал в оборот. Работал как вол, лишь изредка выкраивая время перекинуться вечерком в картишки, а, когда попытался сбежать на пару деньков развеяться — госпожа-наставница, переждав день, парой обольстительных улыбок вызволила его из тюремной ямы, голодного и побитого: все монеты в кошельке почему-то обернулись фальшивками. Хотя он готов был поклясться — еще накануне там было настоящее серебро! Когда Мартис, отложил очередное «наиважнейшее» полуночное поручение до утра, провел славную ночку с кухаркой из трактира напротив — на рассвете он обнаружил рядом с собой огромную и склизкую двухвостую ящерицу. Витые рыжие хвосты чудища подозрительно напоминали косы… У Мартиса ушла три дня на то, чтоб вернуть несчастной девице нормальный вид, а госпожа-наставница, сожри ее дхервы, еще и заставила его заплатить хозяину гостиницы за испорченную постель. Все это чародейка проделывала с милой улыбкой, в которой было что-то от матушки, мир ее праху, а что-то от проказливой младшей племяшки, дай небо терпения ее мужу. «А на эту… на эту никакого терпения не хватит!» — негодавал Мартис, пробираясь в пургу с какой-то посылкой, которую нужно было доставить адресату непременно минута в минуту — будто она сгореть в руках могла. И ведь могла! И сгорела, едва адресат что-то сделал с той статуэткой, которая лежала внутри — и попортила искрами Мартису новую куртку. Попортила бы и шкуру, если б он не сообразил отскочить. Хвала небу, он сообразил.

Стоило отдать Алге должное: иногда, отрываясь от безделья, вина, развалин и стеклянной призмы, через которую ночами шепталась с кем-то далеким — чародейка все-таки учила его. И кое-чему дельному научила: он теперь слету понимал, какой новехонький домишко без починки за три года развалится, а какая развалюха еще век простоит. Чуял, где лучше прокладывать стоки, как крепить склоны, выучил кое-какие простые наговоры — чтоб кости лучше срастались и тому подобное. Но сутки напролет проводить по уши в грязи, падая от усталости, а потом корпеть над книгами и бегать у бездельничающей чародейки на посылках, да еще терпеть всякие ее шуточки — такая жизнь Мартиса совсем не прельщала. К тому же Алга явно занималась чем-то, за что совсем несложно было оказаться на виселице… Но даже более всего это его тревожила изысканная переговорная призма. Из слушков и оговорок Мартис знал: где призма — там замешан Круг чародеев, а от сообществ чародейских точно ничего хорошего ждать не следовало. «Хуже обычной бабы — только баба-чародейка, хуже бабы-чародейки — только чародейка из Круга» — проговаривая про себя эту мысль, десять раз Мартис собирался навести на Алгу королевских ищеек. И десять раз отказывался от своих планов. «Дурак потому что», — шепотом плакался он потом зеркалу. Зеркалу — потому как больше было некому, а шепотом — на всякий случай, мало ли, что это за зеркало такое?