На пороге миллениума

— Я не знаю… — Лёля заплакала ещё горше.

— Ты что больная? Или это, память что ли потеряла?

— Я не знаю… — Лёля закрыла лицо руками.

— Ну и дела. Ладно, слушай, пока я пристрою тебя, а там разберёмся. Не оставлять же тебя такую всю холённую на дороге.

Я открыла глаза и никак не могла понять, где нахожусь. Почему вокруг так темно? Сильно болит голова. У меня, что очередной приступ? Поводив рукой по полу, я поняла, что лежу на ковре. Привыкнув к темноте, стало понятно, что я всё ещё в Лёлиной квартире. Почему на ковре, а не на диване? Сознание потихоньку возвращалось ко мне. Раз мысли крутятся в больной голове, значит ещё жива. Затрезвонил телефон, больно ударив децибелами по воспалённым мозгам. Подняться и снять трубку, совсем нет сил. Кто может звонить? Все мои знают, что я подрабатываю и не нахожусь по этому адресу. Свет! Я зашла и включила свет в коридоре, но теперь в квартире темно.

Еле поднявшись с ковра, я добралась до кресла. Плюхнувшись в него, пристально стала всматриваться в темноту, стараясь разглядеть чужие силуэты, прислушиваясь к тишине. Не услышав посторонних звуков, решила, что свет зажигать не стоит. Возможно, кто-то может наблюдать за нашими окнами. Интересно меня хотели убить или просто оглушить? Кого я могла напугать в квартире? Или Николая, или Анатолия. Больше никого. С другой стороны, Николай мог послать подельника, если ему что-то надо было в квартире найти.

А если убрать меня захотел, так зря не светился бы. Подкараулил бы на улице, в подъезде, да мало ли? Нет, это не он, ему бы деньги с меня получить. Неужели Толик? Я провела рукой по волосам. Ладонь испачкалась в крови. Очень хорошо! Мне как раз только больницы не хватает. Встав с кресла, я осторожно пошла в ванную комнату. По дороге заглянула на кухню. Не обнаружив злоумышленника, я дёрнула входную дверь. Она оказалась открытой. Интересно! Взяв ключи в кармане куртки, я закрыла дверь на нижний замок.

Сумка! Где моя сумка? Я включила свет в коридоре. На полу валялось всё её содержимое.

— Паспорт! Где Лёлькин паспорт?! Значит, вот что им надо было. Значит,

Лёлька с ними заодно? Да, нет! Не может быть. Что всё это значит?

В ванной комнате я смогла в полную силу оценить ситуацию. Видок у меня, конечно не для свиданий с главарём криминальной группировки. А может наоборот, как раз для таких встреч, самое оно. Господи, ещё шучу! Правду Глеб говорит — идиотка!

Я смыла кровь с волос, перевязала голову тонким платком и, борясь с головокружением, еле добралась до дивана.

Заснула ли я крепко или меня покинуло сознание, я так и не поняла. Проснулась, от настойчивого стука и звонков в дверь квартиры. Трясясь от испуга и слабости, я посмотрела на часы — шесть утра. Через дверной глазок увидела, что за дверью стоят два милиционера в полной экипировке: с автоматами наперевес и рацией в руках. Рядом с ними тараторила соседка Антонина Васильевна. Я открыла дверь.

— Ника вы дома? — испуганно спросила пожилая женщина.

— Да, Антонина Васильевна, а в чём дело?

— Да вот, они говорят, что у вас труп. Кто-то позвонил в милицию и сказал, что у вас в квартире труп! Кошмар какой-то! Вот времена настали?!

— Гражданка пройти можно? — стражи порядка не дожидаясь ответа, легонько отстранив меня от двери, прошли вглубь квартиры.

— Документики ваши можно? — вежливо спросил молодой сержант, — у вас всё в порядке, происшествий никаких? — рассматривая мой паспорт, задавал он вопросы, — так-так, а прописка-то ростовская, а хозяева где?

— Ухали в отпуск, сестра попросила за квартирой присмотреть.

— С головой что? — кивнул он на мои растрёпанные волосы и косынку на них.

— Мигрень. Голова болит, — сочинила я на ходу.

— Я же говорила вам, всё тихо спокойно! А это Ника, сестра Лионеллочки. Скоро они вернутся? — не умолкала говорливая старушка.

Выпроводив нежданных гостей и закрыв за ними дверь, я стала собираться на «встречу с неизвестным», соображая, кому же всё-таки больше был выгоден мой труп Анатолию или Николаю? Обоим, решила я и вышла из подъезда.

Видно удар по голове полностью отключил от моего сознания чувство страха. Я села в «Мерседес» Бориса, словно мне приходилось каждый день разъезжать по городу в шикарной машине с бандитом за рулём. А с виду не скажешь, что он из «этих». Сейчас вся молодёжь в джинсах и кожаных куртках щеголяет. Глеб опер, а одевается так же с польского «Певекса». Фирменная куртка, джинсы, хотя сдаётся мне, что всё это шьётся, конечно, не на Малой Арнаутской в Одессе, как обязательно сказал бы Алька, но тоже на берегах тёплых морей. Например, в Турции или Греции, а потом эти подделки развозят по «Певексам» и подобным им магазинам в страны бывшего соцлагеря. Глеб говорит, что одеваясь так, он сливается с массами. Как он там сливается? Так домой хочется!

— Слушай, давай перейдём на ты? Не против? — предложил Борис.

— Давай. Мы почти ровесники, — согласилась я.

— Что-то у тебя вид не очень. Не спала? Синяки под глазами, — отвлёк меня от своих размышлений Борис. Пришлось рассказать ему о последних событиях. Опустив капюшон ветровки, я показала небольшую ранку на голове.