На пороге миллениума

А мне и, правда, стало не по себе. Неожиданно появились слёзы. Обидно до боли в сердце, не знаю только за кого. За себя, за пропавшую сестру, за эту смешанную несчастную семью? А может за свой двор, где родилась, школу, где училась, страну, где живу? Смута какая-то в нашем дорогом государстве. Что в верхах, что у нас в низах. Я вышла на балкон, облокотилась на перила, вдыхая теплый весенний воздух. Наш двор. Двором это назвать нельзя, рабочий посёлок вокруг живут заводские трудяги. И кто только и какой национальности не живёт в этих домах. А в нашем доме? А во дворе на нашей Двадцать третьей линии?

Наш чудный двор. А люди в нём? Видно они так сплотились в жизненных трудностях во время войны, да и после неё, что жили можно сказать, одной семьёй. А сколько семей было в нашем дворе? Шестнадцать — семнадцать? А сколько национальностей: русские, поляки, татары, евреи, греки, украинцы, цыгане. И нам было совершено всё равно, кто из нас кто. И в школе никогда вопрос о национальности не вставал, хотя наш класс тоже был многонациональным.

Грустные размышления прервал телефонный звонок.

— Ты как, Никуся, успокоилась? — спросила мама, — о чём ты хотела меня спросить?

— Немного успокоилась. Глеб сегодня придёт, надо его чем-то кормить. Ты же знаешь, я мясо готовить не умею, тем более из такого, это же одни жилы.

— Это не жилы, это брюшина. Хорошо ещё нам она досталась и кило костей в придачу. Без костей не продают никакое мясо, я оставила их себе на первое, хотя они такие голые, словно собаками обглоданы. Ты не переживай. У тебя чеснок, зелень есть?

— Да это всё, как всегда имеется.

Мама всегда до мельчайших подробностей рассказывает, как приготовить то, или иное блюдо. Она убеждена — хорошо приготовленный обед способствует к принятию у мужчин ответственных решений. Вкусно накормленный мужчина смотрит на женщину подарившую радость его желудку другими глазами. Недаром из уст в уста, из века в век передаётся первый закон семейного счастья: любовь мужчины пролегает через его желудок. Мама всегда отчитывает меня за моё пренебрежение к кулинарной науке. Хотя я готовлю, следуя её советам, но почему-то всё получается по-другому. С этим фактом она никак не может примириться, как и с тем, что и сытый Глеб всё ещё не желает участвовать в дискуссиях по поводу нашей дальнейшей жизни.

— Проверь готовность, проткни шпажкой или отрежь маленький кусочек. Мясо мягкое? Доведи до готовности? И вообще, когда же вы с Глебом распишетесь?

— Мам опять села на своего конька? Сейчас мне и не до свадьбы и даже не до Глеба.

— Значит это не любовь. Любили бы так, давно расписались. Ох, молодёжь!

— О, нравы… Грибоедов, «Горе от ума»! Всё мамуль, спасибо за науку, некогда.

А мама права. Что-то затянулась наша любовная история. Периодически Глеб предлагал мне руку и сердце, но после моих постоянных отказов, как-то постепенно всё сошло на нет. Вскоре мы привыкли к таким отношениям. Может это и не любовь совсем?

— Не делай того, в чём сомневаешься, — говорит папа.

Но, мне кажется, что не сомнения в Глебе сдерживают меня от решительного шага в наших отношениях, я ничуть не сомневаюсь в нём, как в личности. Может, я жду от него более решительных шагов, более ярких проявлений его любви ко мне? А пока у нас с Глебом всё обыкновенно. Пришёл, поели, поговорили, поспали, ушёл. Но я уверенна, в том, что с годами, часть этих глаголов постепенно будет удаляться из нашего тихого болота, пока не останется последний — ушёл.

А с другой стороны, если бы Глеб был более настойчив в планах женитьбы то, скорее всего, я бы не устояла.

— Жизнь покажет! — оптимистически закончив свои рассуждения на эту тему, я принялась за приготовление обеда.

Мои вкусные рулеты не успели остыть. Пришёл Глеб.

— Соскучился? Мой руки и за стол, — слегка увертываясь от его объятий, я помогла снять ему куртку.

— Конечно, скоро встречи наши будут исключительно в аэропорту, — бурчал он, увлечённо и со смаком поедая румяные кружочки рулета с пышным картофельным пюре.

— Что за услуги? Ты хорошо подумала? — спросил Глеб, удобно устроившись на диване и изучая второй экземпляр расписки данный мне Марком Анатольевичем, — значит, туда ты везёшь за десять процентов, а назад доставляешь груз бесплатно?

— То есть? — удивилась я.

— Ника, когда я научу тебя внимательно читать то, под чем расписываешься? Времена, когда всё делалось на доверии прошли. Всё! Сейчас надо каждую букву проверять, каждую цифру просчитывать! А потом, где гарантия, что они в телевизоры не накидают всякой лабуды?

— Чего? Как накидают? Телевизоры под заводской пломбой. Документы на гарантию.

— Не смеши меня, наивный человек!

— Господи, подумаешь, телевизор отвезти. Все по сто штук возят и ничего. И никакой лабуды. Глеб, мне надо отдавать деньги. Ты же видишь, какое сейчас положение? Денег нет ни у родителей, ни у меня. Не сердись, я узнаю насчёт оплаты обратного груза. Я поговорю. Хватит меня ругать. Давай спать. Завтра опять рано убежишь.