На пороге мира

Тут крики на берегу отвлекли юношу, и тот сам разорвал контакт. Угрюмова покачнулась, вновь обретая себя и стряхивая жуткое наваждение.

А на берегу была суета: пристал катер спасателей. И с него на землю переносили длинный тяжелый сверток.

Юноша медленно встал и деревянными шагами двинулся в ту сторону. Было видно, что одевался он в спешке, не вытершись после купания, да и вообще не думая об этом: одежда на нем промокла и липла к телу. Рубашка была застегнута криво, не на ту пуговицу и наполовину торчала из штанов. Волосы были влажными и растрепанными. К светлым брюкам, в том месте, на котором он сидел, пристали сухие травинки, листья и частички земли, добавляя неряшливости его виду.

А там, на куске брезента, лежало голое тело девушки. Мертвой девушки. Совершенно и бесповоротно мертвой Лены Гонцовой. Героя Империи, капитана СИБ в отставке, Гонцовой Елены Васильевны.

Парень так же медленно упал на колени перед телом и дрожащей рукой прикоснулся к ее лицу, отводя с него волосы. Кожа под пальцами была холодной и склизкой от воды и донной грязи.

Он профессионально приложил пальцы к шее, нащупывая пульс на сонной артерии, но даже и без этого было понятно даже на взгляд совершенно неопытного человека, что поздно искать пульс. Дошло это и до парня.

Он не стал устраивать истерик. Просто отошел и привалился спиной к дереву. Закрыл глаза и замер.

Через какое-то время подошли к нему двое мужчин в одинаковых официальных костюмах.

– Леонид Васильевич…

– Да? – открыл он глаза, не меняя позы.

– Вы должны будете проехать с нами, – сказал второй мужчина из этой двойки.

– Зачем? – без всякого интереса спросил он.

– Для дачи показаний. Девушка умерла – мы обязаны расследовать обстоятельства.

– Что тут расследовать? Было жарко, сдуру полезли купаться. Отплыли от берега метров на двести – двести пятьдесят. Показалось недостаточно весело. Решили поплыть к берегу наперегонки. Я вырвался вперед. Какое-то время плыл. Оборачиваюсь – а ее нет. Я сперва позвал. Потом секунд через десять забеспокоился и начал нырять, выискивая ее под водой. Не нашел… Собственно, все… Минут через десять поисков поплыл к берегу, добрался до коммуникатора и позвонил в службу спасения.

– Вот все вот это там и запишем в протокол. Поедемте, – настоял на своем первый.

– Вы ведь не отстанете? – констатировал Леонид.

– Нет, – подтвердил его опасения второй.

– Тогда поехали… Все равно ведь придется… Вы же думаете, что это я ее утопил… Естественно: он же убийца, мясник хладнокровный, что ему еще и свою любовницу завалить? Он же псих повернутый. Ведь так вы думаете, хоть и молчите сейчас. Поехали.

* * *

– Как он? – спросила, подходя к односторонне прозрачному бронированному стеклу, строгая женщина в строгом костюме.

– Молчит, – ответил находящийся рядом майор Иванов. – Боли не боится. Под спецпрепаратами несет полную околесицу, причем большинство на него вообще не действует. Врачи диагностируют необратимые последствия частого применения препаратов групп А, Б и S.

– То есть полный курс специальной подготовки к допросам? Плюс группы А и Б… То есть алкоголь и обычные, гражданские наркотики на него не действуют в принципе? – уточнила Угрюмова.

– Да. Насчет боли – специалисты говорят, что это медитативные техники контроля тела. Его на куски можно резать, а он стихи о солнышке и стрекозках будет сочинять в это время.

– Скорее уж обдумывать, что делать с вашим трупом и просчитывать варианты побега и прорыва. Не тот человек, чтобы про стрекозок стихи писать. Или Меконг забыли уже, майор?

– Это просто пример был. Неудачный.

– Что по уликам? Что вскрытие показало?

– Нет улик. Следов насилия или травм на теле не обнаружено. Вскрытие подтвердило, что капитан Гонцова просто захлебнулась. Нам нечего ему предъявить. А держать без предъявления – не та фигура.

– Как он вообще?

– Потухший, угрюмый. Замкнулся в себе. На контакт не идет.

– Выпускайте с извинениями. Его снаружи принц ждет. Церемония прощания и похороны назначены на завтрашнее утро.

– Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

* * *

Иван увидел идущего навстречу Леонида и ужаснулся. От того человека, что он помнил всего тремя днями раньше, не осталось ничего. Погасший огарок. Потухшая головешка. Ничего, что так выделяло его раньше среди безликой толпы, не осталось: ни улыбки, ни ясного, прозрачного взгляда ребенка, взирающего на огромный и интересный мир. Ничего. Только тусклый, мертвый взгляд сломавшегося человека.

Поздоровались молча. Простым рукопожатием. Слова были лишними. Да и без слов рядом с Леонидом было тяжело, словно могильная плита на плечи давит. Понятно, что ощущение чисто психологическое, но при этом настолько сильное, что физически сутулиться начинаешь.

Вышли из здания управления и на флаере принца, с охраной, естественно (без охраны Иван теперь не ездил – попытка похищения и месяц в джунглях здорово прочищают слишком самоуверенные мозги), доехали до ближайшего кафе, где слегка перекусили. Опять же молча.