— Почему ты годами избегала меня? Да, ты права. Я, черт подери, не знаю этого. — Я ненавидел, что повышал на нее голос и критиковал, когда, по сути, наконец-то добился своего. Я был идиотом, придурком, но еще мне было больно. Я никогда не мог понять, почему она это делала. Даже когда уступала и впускала меня всебя, она никогда не давала мне ни малейшей подсказки, почему разлучила нас. — Но ты же собираешься мне все объяснить, не так ли? Пока мы едем туда, куда бы мы ни ехали.
— Ты не знаешь, куда я еду. — Уголки ее губ немного приподнялись вверх, и мое сердце забилось от этой маленькой улыбки. — Но все равно хочешь со мной? Что, если я собираюсь посетить Внешнюю Монголию?
— Тогда мне нужно время, чтобы подготовиться к поездке. Я взял с собой только шорты и футболки.
Подергивание губ превратилось в полноценную открытую ухмылку.
— Будет прохладно, но не настолько. Я хочу поехать на Золотой Берег.
— Австралия? — Я нахмурил брови и подумал, когда в последний раз ездил туда по делам. — Моя виза должна еще действовать.
— Ты уже был там?
Надутый вид Теи так очаровал меня, что я, протянув руку, коснулся большим пальцем ее нижней губы.
— В начале прошлого года. Я ездил в Аделаиду чтобы встретиться с Джастином Уивом.
— Художником? — спросила она, удивленно приподняв брови.
— Да, — кивнул я.
— Что ты хотел нарисовать?
Пришла моя очередь улыбаться.
— Когда приедешь ко мне в Лондон, сама увидишь.
Я попросил Джастина написать портрет Теи, когда она три года назад принимала участие в чемпионате мира в Китае. Тот момент, когда она, сняв свою плавательную шапочку, погрузила голову в воду, а затем взмыла над поверхностью, торжество отражалось на ее лице, по которому стекали прозрачные капли воды.
Но ей не нужно было пока этого знать.
Ее брови приподнялись, словно она думала, что я был самоуверен и торопил события. Затем в глубине глаз я увидел именно то, что мне нужно было увидеть.
Желание.
Глубокое, всепроникающее.
Достаточное, чтобы я вздохнул с облегчением.
Достаточное, чтобы я возблагодарил Бога за то, что в ее чувствах ничего не изменилось.
Как бы я ни хотел быть частью ее жизни, она хотела быть частью моей.
Она дернула наши сцепленные руки.
— Это будет нелегко, — пробормотала Тея.
— Знаю. Я хочу объяснений, Тея. Мы не закончим этот отпуск до тех пор, пока ты не расскажешь мне, что случилось, что заставило тебя бежать — если не телом, то духом.
Теодозия сглотнула, и весь ее вид говорил о том, что ей определенно не нравились ее воспоминания.
— Ты не должен мне напоминать, — прошептала она. — Если ты это сделаешь, я могу взять себя в руки.
— Полагаю, на прошлой неделе мы доказали, что ни один из нас не может взять себя в руки, если это касается нас.
Она упрямо вздёрнула подбородок.
— Возможно, и нет, но ради твоей безопасности я бы попыталась.
— О чем ты говоришь? — прищурился я от этой необычной фразы.
— Я проклята, Адам.
На секунду мне показалось, что она шутит. Я хотел засмеяться, даже начал это делать, но она была такой серьезной, такой серьезной, что я вовремя остановился.
Меньше всего я хотел разозлить ее настолько, чтобы она захотела уйти, и хотя Тея могла выглядеть невинной как монахиня, на самом деле это было не так.
Она была огнем, а не льдом.
Я потер свободной рукой губы, пытаясь понять, о чем она, черт подери, говорила.
Зная, что она верила в силу своего происхождения, я не хотел насмехаться над ее культурой. Подобные вещи… это было просто выдумкой. Не так ли? И все же это заставило ее изменить свой жизненный путь. Черт, это заставило ее изменить нашу жизнь.
— Почему ты думаешь, что проклята? — осторожно спросил я, стараясь не звучать скептически.
— Потому что я навещала свою маму в тюрьме…
— Навещала? Когда? — потребовал я ответа, чувствуя боль из-за того, что она не сказала мне, что собирается увидеть мать.
— За несколько месяцев до выпускного, — пробормотала Тея, глядя вниз. Она поковыряла тротуар носком кроссовка. — Все прошло не очень хорошо. Она попросила меня больше не навещать ее.
Все во мне напряглось от возмущения замою девочку.
— Ты издеваешься надо мной?
— Нет. Она сказала, что это ради меня.
Так ли было в действительности? Я пытался понять это. Пытался представить, как сказал бы Фредди не приходить ко мне, если я когда-нибудь окажусь в таком же ужасном положении.
Но я не мог.
Потому что я бы не стал этого делать.
Как могла ее мать убить, защищая Тею от ее отца, а затем так повернуться к ней спиной?
Как будто она хотела быть стертой из жизни Теи.
На секунду я потерял дар речи, не зная, что сказать, чтобы исправить ситуацию, когда на самом деле ничем не мог помочь.
Я всегда думал, что когда для Теи придет время встретиться со своей мамой, это будет грандиозное воссоединение. Как то, что показывают в мыльных операх. Я никогда не мог представить, что мать Теи не будет рада воссоединению со своей дочерью.
— Это отстой, — прохрипел я и, хотя это не было особенно поэтично, это была правда.
Тея поморщилась.
— У меня такое ощущение, что она сделала это ради меня.