На поверхности

Адам был красив.

Даже больше, чем в юности, и просто наблюдение за ним, нахождение рядом с ним заставляло мое сердце бешено колотиться.

Но я контролировала это, как делала это последние несколько часов.

Видеть его таким уязвимым во сне было поразительно, так как он был сильным человеком. Таким значимым сам по себе. Сейчас, добившийся успеха своими силами, наработавший связи своим именем, а не именем отца, он был не таким, как я ожидала.

Ребята, учившиеся в моем классе, до сих пор оставались большими детьми. Все еще валяли дурака, делая безумные вещи ради прикола.

Адам был не таким.

Он был мужчиной. На нем лежала ответственность, и я буквально видела ее на его плечах, словно она была гирями. Видимое бремя.

Задаваясь вопросом, почему он не выбрал легкий путь, почему не пошел учиться дальше, когда ему давали стипендию в Йельском университете, почему не стал дожидаться своего двадцатипятилетия, чтобы получить доступ к внушительному трастовому фонду, я признавала, что еще более уважала его.

Он не выбрал легкий путь, и я тоже.

— Я чувствую, как ты смотришь на меня.

Я не покраснела. Я не почувствовала стыда за то, что делала.

Я только вздохнула с признательностью и смотрела как Адам потянулся, от чего его футболка задралась, обнажив твердый живот, который я хотела облизать.

Был только один мужчина, который мог заставить меня почувствовать это только лишь потянувшись, и он лежал рядом со мной.

— Тебе не стыдно, Теодозия Кинкейд.

Я улыбнулась от его поддразнивания.

— Ты слишком часто произносишь мое полное имя.

— Это подходит к данному моменту.

— Серьезно? — спросила я, приподняв брови.

— Ага. — Зевнув, он просмотрел меню и нажал на кнопку вызова стюарда, чтобы сделать заказ. — Ты хочешь чего-нибудь?

— Чай. — Затем, подумав о том, что следующие две недели мне не нужно будет тренироваться, я откашлялась и пробормотала: — И стопку блинчиков.

Адам хихикнул, но в его глазах я увидела проблеск понимания — он знал, что значит подготовка к соревнованиям. А Олимпиада была именно соревнованием, только еще более масштабным.

Я уже несколько месяцев не ела ничего, доставляющего удовольствие. Лишь яичные белки, коричневый рис и вареную куриную грудку.

Вкуснятина.

Нет.

Прибывший стюард подарил мне очередной горячий взгляд, которые я игнорировала с тех пор, как села в самолет. Адам, пробурчавший что-то, впился в мужчину испепеляющим взглядом, и я улыбнулась, потому что это позабавило меня.

Как только парень исчез и Адам, сверкающий на него глазами, взял себя в руки, я засмеялась.

— Почему ты ревнуешь? — спросила я с мягкой улыбкой. — Ты должен знать, что в этом нет необходимости.

— Точно так же, как тебе не было необходимости ревновать к Марии, но ты ревновала.

Моя улыбка не дрогнула.

— Я никогда не лгала о своих чувствах к тебе. Никогда не пыталась убедить тебя в обратном. Я всегда оставалась верной тебе.

Он закрыл глаза и, хотя эти слова, вероятно, должны были сделать его счастливым, я была рада, что они причинили ему боль.

Да, я знала, что не была святой, но все же приняла это давным-давно. Так же, как смирилась с тем, что не могла удержать Адама и быть неотъемлемой частью его жизни.

— Ты знаешь, что со мной делают твои слова?

— Заставляют испытывать чувство вины? — незамедлительно ответила я. — Заставляют задуматься, почему не остался верным мне, когда я оставалась верной тебе? — я хмыкнула. — Могу себе представить.

— Да, держу пари, можешь. — Адам сжал губы. — Ты игнорировала меня.

— Для твоего же собственного блага. — Увидев, что он злится, и поскольку мне было всего лишь любопытно, я решила сменить тему. Не потому, что я не сбрасывала его гнев со счетов, потому, что он мог разозлиться — я предпочла бы это вежливым банальностям, которыми мы обычно говорили друг другу в присутствии его родителей. — Твои родители знают, что ты со мной?

— Нет. Конечно, нет.

Его зубоскальство заставило меня фыркнуть.

— Думаю, Роберт не возражал бы… — все же сказала я.

— Папа не стал бы, а вот мама как раз наоборот. Она знает о разводе.

Хм. Так чем же был тот визит Анны? Разведкой? Она хотела знать, была ли я причиной развода?

И кто, черт подери, был отцом ребенка Марии, если последние восемь месяцев Адам почти постоянно жил в Лондоне, а когда он приезжал домой, именно Анна привозила к нему Фредди на свидания?

Ничего из этого я не произнесла вслух. Анна была неважна. Никогда не была.

— Я использовал семейную фирму, что было заведомо глупо, — сжав челюсти, пробормотал Адам.

— Разве не является нарушением адвокатской тайны то, что твой адвокат сообщил ей? — спросила я, читая между строк.

— Да, является. Я больше не буду пользоваться его услугами, и ему еще повезло, что я не пожаловался коллегии адвокатов.

— Почему ты этого не сделал?

Адам пожал плечами.

— Она узнала бы в любом случае, а я хотел знать, кто мне предан.

Я обдумала это.

— Итак, теперь, когда ты знаешь, что ему нельзя доверять, ты хочешь обратиться к услугам другого адвоката?

— Точно. Он показал мне на раннем этапе, еще до того, как я успел доверить ему что-либо деликатное, что его преданность моим родителям была больше, чем мне.