На предельной высоте

То, что убийца был несомненно хорошо информирован о моей утренней прогулке, заставило сначала подумать о Бритиш Интеллидженс, которая устроила свой штаб в доме напротив моей личной резиденции, и та держалась под непрерывным наблюдением с помощью полевых биноклей. Этот слух достиг и британского посла, который немедленно попросил наших нейтральных коллег заверить меня, что его люди не имели никакого отношения к происшедшему.

Вероятность причастности гестапо казалась весьма высокой. И это предположение подкреплялось таинственными телефонными звонками. Различные звонившие сообщали, что слышали о подготовке взрыва гестапо. Однако все эти спекуляции очень скоро закончились, как только турки возложили вину на русских.

У меня самого было очень мало сомнений относительно того, кто истинный виновник. Мои турецкие друзья засыпали меня поздравлениями, а президент и его супруга преподнесли моей жене великолепный букет цветов и выразили своё сожаление по поводу этого кровожадного покушения на наши жизни.

Около середины марта, когда воспаление моего внутреннего уха, полученное результатом взрыва, было вылечено, я снова вылетел в Берлин. Я хотел получить от Гитлера дополнительные гарантии по турецкой позиции…»

Таков рассказ фон Папена. Хотя он довольно точно передал обстановку в Турции, которая сложилась после покушения, кое-что в этом рассказе сразу же обращает на себя внимание. Во-первых, настораживает информированность фон Папена о расположении британской резидентуры и наблюдении, которое вели английские разведчики: информация такого рода могла попасть к нему только от германской разведки. В свете этого факта его дружбы и сотрудничества с нею, рассуждения о возможном участии гестапо в покушении на него воспринимаются как запоздалое кокетство: после войны фон Папену очень уж хотелось отгородиться от нацистского прошлого.

Показательной была реакция Берлина на сообщение о покушении. Рейхсминистр Геббельс писал в своем дневнике 26 февраля 1942 года: «Истоки покушения абсолютно ясны. Оно, без сомнения, было подготовлено британской секретной службой в сотрудничестве с ГПУ…». А спустя два дня Геббельс записал: «Покушавшиеся на фон Папена люди обнаружены. Они, говорят, являются поляками. Тем не менее участие англичан отвергать тут нельзя. Англичане, конечно же, не послали бы одного из своих убивать фон Папена». Берлин в тот момент оказался не способен распознать игру советских секретных служб.

Что же касается заявления самого фон Папена о его уверенности в том, что покушение было совершено советскими спецслужбами, то оно документально так и не было доказано. Турецкие власти, действительно, сразу объявили, что за спиной террористов стояли советские спецслужбы. Турецкая полиция нашла на месте взрыва каблук от обуви исполнителя с клеймом гостиницы, где он провел последние дни. Но в результате были арестованы сначала некий студент Абдурахман, которого заклеймили как руководителя исполнителя, а затем и его помощник — парикмахер Сулейман. Эйтингон и Мордвинов знали, что люди эти не имели никакого отношения к покушению, были подставными лицами, и, естественно, в показаниях своих путались, хотя на основании этих показаний и были произведены аресты. Эйтингон полагал, что это были известные туркам курды-подпольщики, которых под угрозой расправы заставили лжесвидетельствовать.

На следующий день после покушения генеральное консульство с самого утра было оцеплено сотрудниками турецкой секретной полиции в штатском. Ни выходить, ни входить в консульство никому не возбранялось, но стоявшие у входа агенты совершенно беспардонно вглядывались в лица входящих и выходящих, словно старались кого-то опознать. Советский посол в Анкаре отправился к министру иностранных дел Сараджоглу и заявил категорический протест по поводу происходящего. Сараджоглу изобразил на лице полное изумление, сказал, что ему ничего не известно, и тут же пообещал, что оцепление будет немедленно снято.

Но оцепление снимать и не думали. А 2 марта сотрудник консульства Иван Беззуб был арестован, как только вышел за ворота консульства; он вырывался, протестовал, но это ему не помогло. На первый взгляд его арест выглядел очень странно: Беззуб никак не был связан со спецслужбами, был, так сказать, «чистым дипломатом», и поэтому сначала было непонятно, за что же его арестовали. Беззуб вернулся в консульство во второй половине дня, и все сразу разъяснилось. В отделении полиции, куда он был доставлен, его личность сверяли с фотографией Павлова — то есть Георгия Мордвинова. Из того допроса, который был ему устроен, также явствовало, что полиции требовался Георгий Мордвинов. Беззуба просто с ним спутали: оба были высокого роста, широкоплечие, а главное, с выдающимися монгольскими скулами.